Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том 6.

«Терзания» Ольги в разумно-счастливом браке со Штольцем относились к гораздо более распространенной, чем «право на ошибку», литературной традиции, а именно к теме утраты женственности вследствие чрезмерного развития интеллекта: «Что если этот ропот бесплодного ума или, еще хуже, жажда не созданного для симпатии, неженского сердца! Боже! Она, его кумир – без сердца, с черствым, ничем не довольным умом! Что ж из нее выйдет? Ужели синий чулок!» (там же, с. 456). Проблематика, восходящая к известному пушкинскому: «Не дай мне Бог сойтись на бале / Иль при разъезде на крыльце / С семинаристом в желтой шале / Иль с академиком в чепце!» («Евгений Онегин», глава третья, строфа XXVIII), – затрагивалась во многих произведениях русской литературы (достаточно вспомнить, например, постоянный разлад в семье молодых Багровых или несчастливый брак Круциферских) и была излюбленным типом конфликта в женской прозе, нередко являясь здесь одним из сюжетообразующих элементов.1 В повести «Женщина», написанной близкой знакомой Гончарова Евг. П. Майковой, герой, оскорбленный внезапной переменой своей бывшей пылкой возлюбленной, превратившейся в холодную рассудочную резонерку, резюмировал спектр мнений по этому вопросу в следующих словах: «Женщина только тогда может нравиться, когда не походит на нас, мужчин. Она нравится своим сердцем, своей изящною чувствительностью. Мы не ищем в ней гениального ума, философии, обширных познаний: это педантизм; мы ценим ее сердце…».2 «Говоря о развитии ума, – вторила Майковой автор статьи в «Журнале для воспитания», – я буду иметь в виду преимущественно взгляды мужчин на этот предмет. Нам нравится, говорят они, в женщине ум, но ум женственный ‹…› развивайте в женщине ум, но развивайте его так, чтобы он не жил на счет сердца; берегитесь пуще всего сделать его сухим и холодным».3 Приверженность общества к такой точке зрения констатировалась и в одной из статей Вал. Майкова: «Само собою разумеется,

261

что жестокое обращение с женщиной, с успехами образованности делается у нас, как и везде, гнусным исключением. Но спрашивается: изменился ли у нас допетровский взгляд на ее значение? Как смотрят на жен своих мужья ‹…›? Лучше всего этот взгляд выражается в том, чего требуют иногда образованные господа от женщины. „Нужно, – говорят они, – чтоб женщина прежде всего была мила, чтобы в ней все было легко, игриво, грациозно, чтоб все в ней нравилось – и наружность, и ум, и чувство. Глубокого ума в женщине я не жалую: это мужское дело. Энергия ей тоже вредит: она тоже делает женщину мужчиной”. На основании такого взгляда возникла у нас даже целая теория, проповедующая, что достоинства женщины должны быть диаметрально противоположны достоинствам мужчины. Люди, придерживающиеся отчасти метафизического направления, основывают его на психологическом законе, по которому, как утверждают они, нам может нравиться только то, что противоположно нам самим. Таким образом, выходит, что если мужчина должен быть умен и силен, то женщина, наоборот, должна быть глупа и немощна. Но пусть бы так и думали наши мужчины: замечательно то, что русские женщины подчиняются этому взгляду и даже скандализируются всем, что с тем несогласно».1

***

Вопрос о «женской свободе», которую, по замечанию Гончарова, следовало рассматривать «в числе всяких свобод», после смерти Белинского почти исчезает со страниц русской прессы. Так, например, статья Д. И. Мацкевича «Заметки о женщинах», опубликованная им в журнале «Современник» в 1850 г.,2 прошла фактически незамеченной, а отклики на ее отдельное издание3 носили вполне рядовой характер.4 Настоящее оживление интереса

262

к «женскому вопросу» обнаруживается лишь в 1856 г., в эпоху начала правительственных реформ и ослабления цензуры. Инициатива исходила от журнала, в котором незадолго до того публиковались отдельные очерки из «Фрегата „Паллада”»: в январской книжке «Морского сборника» за 1856 г. была напечатана обширная статья Бёма «О воспитании». Статья открывалась предисловием «От Морского ученого комитета», предлагавшим открытую полемику всем заинтересовавшимся этой проблемой. Результат превзошел все ожидания, так как шквал откликов (более десятка в одном только «Морском сборнике» за 1856-1857 гг.)1 скоро выплеснулся на страницы других периодических изданий («Отечественные записки», «Современник», «Атеней», «Сын отечества», «Светоч», «С.-Петербургские ведомости»), что, в конечном итоге, привело к образованию двух специальных журналов – «Журнала для воспитания» и «Русского педагогического вестника».2 «В последнее время один из самых живых

263

вопросов нашей литературы есть вопрос о воспитании. Вслед за статьей г. Бёма явился разнообразный ряд исследований разных частностей этого вопроса. Возникли два педагогические журнала. Даже наша публика, обыкновенно столь холодная к общим рассуждениям, читала с жаром статьи о воспитании. Важность этого вопроса сознается каждым, кто внимательно взглянул на настоящее и на будущее нашего общества», – писал участник этой полемики.1