Полное собрание сочинений. Том 11. Война и мир. Том третий

Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплым голосом, видимо себе воображая что-то торжественное.

— К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! — кричал он.

— Будет, пожалуста, будет. Сделайте милость, пожалуста, оставьте. Ну пожалуста, барин..., — говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.

— Ты кто? Бонапарт!... — кричал Макар Алексеич.

— Это не хорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.

— Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? — кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. — На абордаж!

— Берись, — шепнул Герасим дворнику.

Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.

Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными, хрипящими звуками запыхавшегося голоса.

Вдруг новый пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.

— Они! Батюшки родимые!... Ей Богу, они. Четверо, конные!... — кричала она.

Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.

XXVIII.

Пьер, решивший сам с собою, что ему, до исполнения своего намерения, не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полуоткрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер всё не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.

Их было двое. Один — офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой — очевидно солдат или денщик, приземистый, худой, загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтоб они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.

— Bonjour, la compagnie! [237]— весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя.

Никто ничего не отвечал.

— Vous êtes le bourgeois? [238]— обратился офицер к Герасиму.

Герасим испуганно, вопросительно смотрел на офицера.

— Quartire, quartire, logement, — сказал офицер, сверху вниз, с снисходительною и добродушною улыбкой, глядя на маленького человека. — Les Français sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fâchons pas, mon vieux, [239]— прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.

— A ça! Dites donc, on ne parle donc pas français dans cette boutique? [240]

— прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.

Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.

— Барин нету — не понимай... моя ваш... — говорил Герасим, стараясь сделать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.

Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и прихрамывая пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного, Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.

— На абордаж!!!.. — закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал наконец пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.

Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по-французски заговорил с ним.

— Vous n'êtes pas blessé? — сказал он.

— Je crois que non, [241]

— отвечал офицер, ощупывая себя; — mais je l'аі manqué belle cette fois-ci, [242]— прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. — Quel est cet homme? [243]— строго взглянув на Пьера, сказал офицер.

— Ah, je suis vraiment au désespoir de ce qui vient d'arriver, [244]— быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. — C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [245]

Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за̀-ворот.

Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.

— Brigand, tu me la payeras, — сказал француз, отнимая руку.

— Nous autres nous sommes сlements après la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traîres, [246]— прибавил он с мрачною торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.