В капиталистическом обществе в лучших случаях, в самых передовых странах, после десятилетий, иногда даже после столетий развития цивилизации и культуры у буржуазной демократии никогда не случалось, чтобы профессиональные союзы охватывали больше, чем одну пятую часть наемных работников. Небольшая верхушка участвовала в них, и из этой верхушки лишь ничтожная часть подманивалась, подкупалась капиталистами, чтобы в качестве вождей рабочих занимать места в капиталистическом обществе. Американские социалисты называли этих людей «рабочими лейтенантами класса капиталистов». Они в стране самой свободной буржуазной культуры, самой демократической буржуазной республики лучше всего видели эту роль ничтожных верхушек пролетариата, которые фактически поступали на службу буржуазии, на ее смену, ею были подкупаемы и покупаемы и создали те кадры социал-патриотов и оборонцев, героями которых останутся навсегда Эберт и Шейдеман.
У нас, товарищи, теперь иное положение. Профессиональные союзы могут начать государственное экономическое строительство по-новому, опираясь на все созданное капиталистической культурой, опираясь на то, что создало капиталистическое производство, строя социализм именно из этой материальной базы, из того крупного производства, иго которого ложилось на нас, которое создано против нас, которое делалось для бесконечного угнетения рабочих масс, но которое их объединяло, сплачивало и тем самым создало авангард нового общества. И этот авангард начал после Октябрьской революции, после перехода власти к пролетариату, браться за свое настоящее дело – воспитание трудящейся эксплуатируемой массы, привлечение ее к управлению государством, к управлению производством без чиновников, без буржуазии, без капиталистов. Вот почему резолюция, которая вам предлагается, отвергает всякий буржуазный план и все эти предательские речи. Вот почему она говорит, что неизбежно огосударствление профессиональных союзов. Вместе с тем, она делает шаг вперед. Мы уже не теоретически только ставим теперь вопрос об этом огосударствлении профессиональных союзов. Мы, слава богу, ушли от той стадии, когда занимались постановкой этих вопросов на теоретическую дискуссию и только. Мы даже успели, может быть, иногда позабыть про те времена, когда мы занимались такими свободными дискуссиями на чисто теоретическую тему. Эти времена давно похоронены, и эти вопросы мы ставим теперь на основании годичного опыта профессиональных союзов, которые в своей роли организаторов производства создали такие организации, как Высший совет народного хозяйства, которые в этом деле, деле неимоверно трудном, наделали массу ошибок и делают их, само собою разумеется, постоянно, не обращая внимания на злобное хихиканье буржуазии, которая говорит: ну вот, взялись пролетарии строить, ну вот, и наделали ошибок.
Буржуазия воображает, что, когда она перенимала дело из рук царя и дворянчиков, она ошибок не делала. Она воображает, что реформа 1861 года, чинившая крепостническое здание, оставляя массу доходов и власть в руках крепостников, что эта реформа прошла гладко, что у них не было на десятки лет в России хаоса. Нет ни одной страны, где бы господа дворяне не насмехались над выскочками буржуазии и разночинцами, которые брались за задачу управления государством.
Само собою понятно, что теперь весь цвет или, лучше сказать, пустоцвет буржуазной интеллигенции тоже издевается над каждой ошибкой, которую делает новая власть, особенно когда новому классу пришлось, в силу бешеного сопротивления эксплуататоров, в силу похода всемирного союза эксплуататоров на одну из самых слабых и наименее подготовленных стран, как Россию, – когда союзу трудящихся пришлось делать свой переворот с бешеной быстротой, в условиях, когда приходилось думать не столько о гладком течении этого переворота, сколько о том, чтобы удалось удержаться до тех пор, пока начнет пробуждаться западноевропейский пролетариат. Эту задачу мы решили. В этом отношении, товарищи, мы можем сказать уже сейчас, что мы во много раз более счастливы, чем деятели французской революции, которая была побита союзом монархических и отсталых стран, которая в лице власти низших слоев тогдашней буржуазии продержалась год, которая не вызвала сразу однородного движения в других странах и которая, тем не менее, для буржуазии, для буржуазной демократии сделала столько, что все развитие всего цивилизованного человечества во всем XIX веке – все исходит от великой французской революции, все ей обязано.