Голос нескольких крестьян значит столько же, сколько голос одного рабочего. Это – несправедливо?
Нет, это справедливо для той эпохи, когда надо ниспровергнуть капитал. Я знаю, откуда вы берете ваши понятия о справедливости. Они у вас из вчерашней капиталистической эпохи. Товаровладелец, его равенство, его свобода – вот ваши понятия о справедливости. Это мелкобуржуазные остатки мелкобуржуазных предрассудков – вот что такое ваша справедливость, ваше равенство, ваша трудовая демократия. А для нас справедливость подчинена интересам свержения капитала. Свергнуть капитал иначе, как объединенными усилиями пролетариата, нельзя.
Можно ли сразу и прочно объединить десятки миллионов крестьян против капитала, против свободной торговли? Вы не можете этого сделать в силу экономических условий, хотя бы крестьяне были вполне свободны и гораздо более культурны. Этого сделать нельзя, потому что для этого нужны иные экономические условия, для этого нужны долгие годы подготовки. А кто ее произведет, эту подготовку? Либо пролетариат, либо буржуазия.
Крестьянин своим экономическим положением в буржуазном обществе неизбежно поставлен так, что он либо идет за рабочим, либо за буржуазией.
V
Я остановлюсь теперь на последнем вопросе, который я наметил, на вопросе о поражении и победе революции. Каутский, которого я вам назвал, как главного представителя старого, гнилого социализма, не понял задач диктатуры пролетариата. Он упрекал нас в том, что решение по большинству было бы решением, которое могло бы обеспечить мирный исход. Решение диктатурой есть решение военным путем. Значит, если вы не выиграете военным путем, вы будете побеждены и уничтожены, потому что гражданская война не берет в плен, она уничтожает. Так «пугал» нас испуганный Каутский.
Совершенно верно. Это факт. Правильность этого наблюдения мы подтверждаем. Тут говорить нечего. Гражданская война – более серьезная и жестокая, чем всякая другая. Так всегда бывало в истории, начиная с гражданских войн древнего Рима, потому что войны международные всегда кончались сделками между имущими классами, и только в гражданской войне угнетенный класс направляет усилия к тому, чтобы уничтожить угнетающий класс до конца, уничтожить экономические условия существования этого класса.
Я спрашиваю вас: чего же стоят «революционеры», которые пугают начавшуюся революцию тем, что она может потерпеть поражение? Не бывало, нет, не будет и не может быть таких революций, которые не рисковали бы поражением. Революцией называется отчаянная борьба классов, дошедшая до наибольшего ожесточения. Классовая борьба неизбежна. Либо нужно отказаться от революции вообще, либо нужно признать, что борьба с имущими классами будет самой ожесточенной из всех революций. На этот счет среди социалистов, сколько-нибудь сознательных, не было различия во взглядах. Когда мне приходилось разбирать всю ренегатскую подоплеку этих писаний Каутского, я год тому назад писал: даже если бы, – это было в сентябре прошлого года, – даже если бы завтра большевистскую власть свергли империалисты, мы бы ни на секунду не раскаялись, что мы ее взяли[9]
. И ни один из сознательных рабочих, представляющих интересы трудящихся масс, не раскается в этом, не усомнится, что наша революция тем не менее победила. Ибо революция побеждает, если она двигает вперед передовой класс, наносящий серьезные удары эксплуатации. Революции при этом условии побеждают даже тогда, когда они терпят поражение. Это может показаться игрой слов, но для того, чтобы показать, что это факт, возьмем конкретный пример из истории.