Полное собрание сочинений. Том 38. Март-июнь 1919

Но это нисколько не избавляет нас от того, что мы спотыкаемся о недостаточную культурность масс. Вопрос о лишении избирательных прав буржуазии мы никоим образом не рассматривали с абсолютной точки зрения, потому что теоретически представляется вполне допустимым, что диктатура пролетариата будет подавлять буржуазию на каждом шагу, но может не лишать буржуазию избирательных прав. Это теоретически вполне мыслимо, и нашу Конституцию мы точно так же не выдвигаем, как образец для других стран. Мы говорим только, что тот, кто понимает переход к социализму без подавления буржуазии, тот – не социалист. Но если буржуазию как класс подавлять необходимо, то лишать ее избирательных прав и равенства не необходимо. Свободы для буржуазии мы не хотим, равенства эксплуататоров и эксплуатируемых мы не признаем, но мы рассматриваем в программе этот вопрос таким образом, что меры такого рода, как неравенство рабочих с крестьянами, Конституцией вовсе не предписываются. Конституция их записала после того, как они были введены в жизнь. Даже не большевики выработали конституцию Советов, ее выработали до большевистской революции меньшевики и эсеры против себя. Они выработали ее так, как выработала жизнь. Организация пролетариата шла гораздо быстрее, чем организация крестьянства, что делало рабочих опорой революции и давало им фактически преимущество. Дальше стоит задача: от этих преимуществ переходить постепенно к их уравнению. Буржуазию до Октябрьской революции и после нее никто из Советов не изгонял.

Буржуазия сама ушла от Советов.

Вот как обстоит дело с избирательными правами буржуазии. Наша задача – поставить вопрос с полной ясностью. Мы нисколько не извиняемся за наше поведение, но совершенно точно перечисляем факты, как они есть. Наша Конституция, как мы указываем, вынуждена была внести это неравенство, потому что культурный уровень слаб, потому что организация у нас слаба. Но мы не превращаем этого в идеал, а, напротив, в программе партия обязуется систематически работать над уничтожением этого неравенства более организованного пролетариата с крестьянством. Это неравенство мы отменим, как только нам удастся поднять культурный уровень. Тогда мы сможем обойтись без таких ограничений. Эти ограничения уже сейчас, после каких-нибудь 17 месяцев революции, имеют практически весьма небольшое значение.

Вот те главные пункты, товарищи, на которых я счел нужным остановиться в общем обсуждении программы с тем, чтобы предоставить дальнейшее обсуждение дискуссии. (Аплодисменты.)

4. Заключительное слово по докладу о партийной программе 19 марта

(Аплодисменты.)

Товарищи, я не мог разделить в этой части вопроса с т. Бухариным так же детально, предварительно посоветовавшись, как мы это сделали по отношению к докладу. Может быть, в этом не будет и надобности. Мне кажется, что прения, которые здесь развернулись, показали главным образом одно: отсутствие какого-нибудь определенного и оформленного контрпредложения. Много говорили по частям, отрывочно, но никакого контрпредложения не было. Я остановлюсь на главных возражениях, которые прежде всего были направлены против вводной части. Тов. Бухарин указал мне, что он принадлежит к числу тех, которые защищают мысль о возможности соединить во введении характеристику капитализма и характеристику империализма в одно связное целое, но что за отсутствием такового мы должны будем принять существующий проект.

Многие из говоривших выдвигали ту точку зрения, – особенно решительно ее выдвигал тов. Подбельский, – что проект в том виде, как он вам представлен, является неверным. Доказательства тов. Подбельского были в высшей степени странными. Вроде, например, того, что в параграфе первом революция названа революцией такого-то числа. Это почему-то напомнило тов. Подбельскому, что будто бы даже эта революция за номером. Я могу сказать, что мы в Совете Народных Комиссаров имеем дело с очень многими бумагами за номерами и часто от этого устаем, но зачем же переносить это впечатление и сюда? Ну при чем тут, в самом деле, номер? Мы определяем день праздника и чествуем его. Как же можно отрицать, что именно 25 октября власть взята? Если вы это попробуете изменить как-нибудь, то это будет искусственно. Если вы назовете революцию Октябрьско-Ноябрьской, то тем самым дадите возможность сказать, что дело сделано не в один день. Но, конечно, она происходила в более долгий период – не за октябрь, не за ноябрь и даже не в год. Тов. Подбельский нападал на то, что в одном из параграфов говорится о предстоящей социальной революции. Он изображал на этом основании программу, как чуть ли не какое-то покушение на «оскорбление ее величества» – социальной революции. Мы в социальной революции находимся, а нам говорят о ней, как о предстоящей! Такой довод явно несостоятелен, ибо у нас в программе речь идет о социальной революции в мировом масштабе.