Полное собрание сочинений. Том 6.

Управляющій, вольноотпущенный человѣкъ еще отца Оленина, былъ очень доволенъ отъѣздомъ молодаго барина и такимъ образомъ выражался о молодомъ баринѣ: — Я ему давно говорилъ: «что, молъ, вы, Дмитрій Андреичъ, нигдѣ не служите, такъ болтаетесь? въ ваши годы молодые на Кавказъ бы вамъ, въ военную службу. А то что жъ здѣсь вы только себя безпокоите и дѣла никакого не дѣлаете. А на меня, молъ, можете положиться, что какъ при вашемъ папенькѣ 26 лѣтъ хозяйство не упускалъ, и безъ васъ не упущу. Пріѣдете, спасибо Андрюшкѣ скажете». А то вѣдь смотрѣть жалко было право, какъ имѣешь привычку съ малолѣтства къ ихъ дому и къ роду то ко всему ихнему. Самый пустой баринъ былъ. Пріѣдутъ бывало весной, скучаютъ, — то за книжку возьмется, то на фортепьянахъ, то ходитъ одинъ по лѣсу, какъ шальной какой. Даже Лизавета Михайловна посмотрятъ и скажутъ бывало: «Что мнѣ, говорить, Андрюша, съ нимъ дѣлать, ужъ такъ я люблю его». — Служить его пошлите, матушка, говорю, или жените. — «Женить то, говоритъ, какъ его?» Въ прошломъ году проигрался въ Москвѣ тысячъ 15 и пріѣхалъ, самъ за хозяйство взялся. Что чудесилъ! Ничего то не знаетъ, а тоже приказываетъ. Со мной то еще бы ничего, я могу его понимать, бывало тò говоритъ, что разобрать нельзя и совсѣмъ невозможное, я все говорю: слушаюсъ, будетъ исполнено, а, извѣстно, дѣлаешь какъ по порядку; а то съ мужиками свяжется, тамъ какъ на смѣхъ поднимали. Пріѣхалъ съ весны, по ржамъ поѣхаль. «Вымочка, говорить, зачѣмъ? Это можно бы было снѣгъ свезти». Или: «зачѣмъ, говорить, крестьянъ поголовно посылать, это никогда не надо и въ рабочую пору никогда отнюдь не посылай больше 3 дней въ недѣлю». — Слушаю, говорю. Въ одно лѣто, мало положить, тысячи на четыре убытка сдѣлалъ и мужиковъ замучалъ. Все по крестьянамь ходилъ, лошадей имъ покупалъ, песочкомъ пороги приказывалъ усыпать, школу, больницу завелъ. А ужъ ничего чуднѣй не было, какъ онъ самъ съ мужиками работалъ. Измается такъ, что красный весь, потъ съ него такъ и льетъ, а все отстать не хочетъ косить, снопы подавать, либо что. Стали разъ тоже съ мужиками силу пробовать. Умора глядѣть. Нарочно скажешь: что молъ вы безпокоитесь, а онъ еще пуще. И мужики то смѣялись, бывало, и бабы тоже. Ну, на счетъ этихъ глупостей, грѣхъ сказать, ничего не было и не пилъ тоже, только карты его сгубили. Чтожъ, пускай послужитъ, кузькину мать узнаетъ, можетъ, и человѣкомъ будетъ, a имѣнье богатое, промоталъ бы онъ его, кабы здѣсь остался».

Говорили еще о молодомъ человѣкѣ портной Monsieur Chapel, которому онъ остался долженъ 678 р. серебромъ, и членъ Англійскаго клуба Г-нъ Васильевъ, имѣвшій выигранный въ карты вексель на Оленина въ 8.700 р., и еще кое кто, кому онъ остался долженъ въ Москвѣ.

Monsieur Chapel перенесъ счетъ Оленина въ другую книгу, узнавъ, что онъ уѣхалъ, и приводилъ его въ примѣръ опасности кредита русскимъ барамъ.

Mais tout de même c'était un garçon qui ne manquait pas d'ésprit, [75]прибавлялъ онъ, становясь на колѣни передъ новой pratique, [76]застегивая и обдергивая.

Г-нъ Васильевъ вышелъ изъ себя, узнавъ о отъѣздѣ своего должника. Его не столько огорчило то, что стало меньше надежды получить деньги, сколько то, что уѣхалъ игрокъ, навѣрно проигравшій ему тысячъ тридцать, и съ котораго была надежда выиграть еще столько же. Но ему показалось, что онъ сердится на безчестность своего должника, и такъ понравился этотъ благородный гнѣвъ, что онъ показывалъ всѣмъ вексель, говоря, что онъ отдастъ его зa полтинникъ, и увѣрялъ, что «вотъ человѣкъ, которому я чистыми переплатилъ тысячъ десять! Нѣтъ, игры нѣтъ больше, самъ проиграешь, платишь, а выиграешь разъ въ жизни и сиди». Однако Васильевъ тотчасъ же подалъ вексель ко взысканію и получилъ деньги.

«Что вы мнѣ ни говорите, mon bon ami», [77]говорила мать Оленина своему старому другу и двоюродному брату, который упрекалъ ее въ томъ, что она позволила сыну разстроить имѣнье и уѣхать на Кавказъ, — «что вы мнѣ ни говорите, a Dmitri такъ благороденъ. Il faut que jeunesse se passe. [78]И мы съ вами шалили.

* Из копии № 9.

«Сходи!» сказалъ ужъ послѣ урядникъ, оглядываясь вокругъ себя. «Твои часы что ли, Гурка? Иди!»

— «И то ловокъ сталъ Лукашка твой», прибавилъ урядникъ, обращаясь къ старику: «все, какъ ты, ходить, дома не посидитъ, намедни убилъ одного».

— «Мы убьемъ, только со мной поди», сказалъ Лукашка, поддерживая ружье и сходя съ вышки. — «Вотъ дай срокъ, ребята въ секретъ пойдутъ, такъ я тебѣ укажу», прибавилъ онъ. — «Вотъ житье твое, право зависть беретъ, гуляй добрый молодецъ, да и все», сказалъ Лукашка. «А мнѣ на часахъ стоять хуже нѣтъ. Скука, злость возьметъ».

— «Гм! гм! сходить надо, надо сходить», проговорилъ старикъ самъ себѣ: «а теперь тутъ подъ чинарой посижу, може и точно ястребъ».

— «Летаетъ, дядя, летаетъ!» подхватилъ Назарка, и опять сдѣлалъ колѣнцо, опять разсмѣшившее народъ на кордонѣ.

— «Дура-чортъ!» крикнулъ Лукашка. «Не вѣрь, дядя, а со мной пойдемъ, на полянѣ видѣлъ я точно». 

13.