Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 3. Стихотворения. Поэмы (1914–1918)

Переводы на англ. яз. («A Workman») — SW. P. 97; («The Worker») — Modern Russian Poetry: An Anthology with Verse Translations. N. p., 1966; Twentieth Century Russian Poetry. London, 1993.

Первоначальная интерпретация этого ст-ния, породившего в дальнейшем множество истолкований, касающихся биографии, судьбы и провидческого дара поэта, носит весьма ограниченный характер сопоставления Гумилева с В. Брюсовым на предмет неизжитых влияний последнего на первого: «Кто же, как не Брюсов, может допустить такую рифмованную прозу: “Все он занят отливаньем пули, что меня с землею разлучит” <...> Конечно, говорится о немецком рабочем. Но почему у него блуза “светло-серая”? Почему “отлитая” и “вспененной”, а не “отлитая”, “вспененная”? Что значит: “она пришла за мной”. Кто она? Грудь? За что воздаст Бог? За то, что невысокий человек, которого в “большой” (!) (это у рабочего-то?) постели ждет жена, занимался “отливаньем пули”? Весь ералаш этого стихотворения, неудачность эпитетов, абстракция — все это вина и Гумилева, и Брюсова» (Гальский Г. <В. Г. Шершеневич> Панихида по Гумилеву // Свободный час. 1918. № 7. С. 15). Высоко был оценен «Костер» другим рецензентом, но за исключением как раз данного ст-ния: «Все это, если не считать неудавшихся “Мужика” и “Рабочего” с их намеренной грубостью поз и вымученно-примитивной сентиментальностью, хорошо, интересно, ярко, сильно, звучно» (Медведев П. Н. Гумилев. «Костер» // Записки Передвижного общедоступного театра. Пг., 1919. Вып. 24–25 (август-сентябрь). С. 15). На всех последующих оценках «Рабочего» лежит печать неизменного осознания трагической гибели поэта, все их авторы в более или менее скрытых выражениях исходят именно из него. Классово-антагонистический характер конфликта в этом ст-нии не вызывал у современников сомнения: «На нашей памяти Гумилев писал о том, что рабочий отливает пулю для него, — и ведь сбылось» (Крученых А. Гибель Есенина. М., 1926. С. 4). «Поразительным стихотворением» называет его Ю. И. Айхенвальд. Не слишком распространяясь, возможно, ввиду «опасной темы», он обобщает: «Так наш русский рыцарь гадал о своей судьбе и угадал свою судьбу. Трагический отсвет на его поэзию бросает его жизнь и смерть» (Айхенвальд Ю. И. Поэты и поэтессы. М., 1922. С. 51). Последним робким напоминанием в 20-е годы о значительности этого ст-ния было цитирование Е. Ф. Никитиной двух строк из него, характеризующих, по ее мнению, общую тональность «Костра»: «...нужно отметить необычайно грустный тон всей книги (“Господь воздаст мне полной мерой за недолгий мой и горький век...”)» (Никитина Е. Ф. Поэты и направления (Пути новейшей поэзии) // Свиток. М., 1924. Кн. 3. С. 134). На долгий затем период безраздельное право монопольной «интерпретации» этого ст-ния на родине поэта переходит в руки партийно-официозного литературоведения: «К буржуазному же настоящему, в котором, пусть еще угнетенной, но действующей силой является рабочий класс, — Г<умилев> питает отвращение. В “Рабочем” он рисует представителя этого класса, от к<оторого> он ждет своей гибели <...> Поэт ненавидит “серого” человека. И, спасаясь от этого призрака, гоняющегося за представителями старого барства, поэт не за страх, а за совесть примыкает к стану империализма, становясь его верным, проникновенным певцом» (Бескин О. М. Гумилев // Литературная энциклопедия. М., 1930. Т. 3. Стлб. 84). «Гумилев учил свое социальное поколение не только жить и властвовать, но и умирать, не боясь смерти, как “старый конквистадор” <...> С точки зрения Гумилева, брюсовское отношение к грядущей пролетарской революции (в ст-нии “Грядущие гунны”, 1905. — Ред.

) было бы ничем не оправданным интеллигентским слюнтяйством. Трезво и холодно глядел Гумилев в будущее, и чем далее шли года, тем яснее становилось ему, что борьба с восставшим пролетариатом неизбежна.

В стихотворении “Рабочий” он писал о своем враге без истерических кликушеств, он знал, что смертельная борьба неизбежна, и готовился к ней <...>