В Ш 1922 данное ст-ние воспроизведено в редакции, которая включает притчу о создании растительного и животного мира Судана (см. «Другие редакции и варианты»; о специфике строфики в этой редакции см.: Scherr Barry P. Russian Poetry: Meter, Rhythm, and Rhyme. Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1986. P. 253). Этот фрагмент, исключенный в окончательном варианте, был тем не менее особо отмечен читателями и критикой. А. И. Павловский так откомментировал первую редакцию ст-ния: «Он писал об Африке так страстно, так “взахлеб”, с такой неистовой любовью и поглощенностью всем увиденным, с такой, одним словом, невероятной агрессивностью чувства, что весь этот шквал <...> заставлял думать о нем, как о своеобразном, пусть литературном и поэтическом, завоевателе африканских пространств. Он действительно “захватывал” эти пространства и в своем патетичном слове, и в страстной интонации, и в стремлении “присвоить” себе эту страну <...> С этой точки зрения (но не только с этой) и в литературе (не только в русской) еще не существовало до Гумилева столь агрессивного по отношению к “черному континенту” поэта. Африка была для него без всякого преувеличения “отражением рая”, а может быть, и самим раем, как это ни странно, не на небе, а на земле...» (Исследования и материалы. С. 19–20). Мысль А. Павловского развила И. Делич. «Африканские стихи Гумилева <...> нацелены на земную жизнь, но эта действительность пронизана отраженным светом, струящимся из первой обители человека, из Рая. Вот почему Африка — это такой “отблеск рая”, что о ней поют серафимы и небесное покрывало развернуто над ней во всем астральном величии. Но африканскому Эдему грозят опасности, и его ангел-хранитель оказывается “неопытным” <...> Ему грозит цивилизация, которая сводит жизнь к спорту и комфорту. Но последний хозяин Африки — не типичный выходец из колонизаторской европейской цивилизации, а сам “Адам”, человек, который живет в неосознанной гармонии с природой: это черный охотник, который кричит в знак победы над “зарезанным зверем”: в этом адамическом раю чудесное сквозит во всем, особенно в пейзаже. Он был создан самим Божьим “садовником”, который дал волю своему воображению...» (Делич И. Николай Гумилев // История русской литературы. XX век. М., 1995. С. 494–495). Переклички с более ранними произведениями Гумилева, выявляющими «общие контуры некоего мифа о сказочно-великолепном, первобытно-ярком Эдеме», также отмечены М. Баскером («Далекое озеро Чад» Николая Гумилева: (К эволюции акмеистической поэтики) // Гумилевские чтения. С. 126).