Бывшие противники встретились совершенно случайно только в июне 1921 г. в Феодосии, во время последнего, предсмертного «крымского путешествия» Гумилева в свите адмирала А. В. Немитца (см.: Соч III. С. 424). «Я давно думал о том, что мне нужно будет сказать ему, если мы с ним встретимся, — вспоминал Волошин. — Поэтому я сказал: “Николай Степанович, со времени нашей дуэли прошло слишком много разных событий такой важности, что теперь мы можем, не вспоминая о прошлом, подать друг другу руки”. Он нечленораздельно пробормотал мне что-то в ответ, и мы пожали друг другу руки. Я почувствовал совершенно неуместную потребность договорить то, что не было сказано в момент оскорбления:
— Если я счел тогда нужным прибегнуть к такой крайней мере, как оскорбление личности, то не потому, что сомневался в правде Ваших слов, но потому, что Вы об этом сочли возможным говорить вообще.
— Но я не говорил. Вы поверили словам той сумасшедшей женщины... Впрочем... если Вы не удовлетворены, то я могу отвечать за свои слова, как тогда...
Это были последние слова, сказанные между нами. В это время кто-то ворвался в комнату и крикнул ему: “Адмирал Вас ждет, миноносец сейчас отваливает”» (Жизнь Николая Гумилева. С. 207).
Известие о гибели Гумилева (дошедшее до Коктебеля практически одновременно с известием о смерти Блока) потрясло Максимилиана Александровича и вдохновило на стихи, ставшие одним из самых ярких символов духовного сопротивления для нескольких поколений русской интеллигенции XX века:
Памяти А. Блока и Н. Гумилева
Стр. 3–5. — 1 мая 1909 г. Е. И. Дмитриева писала Волошину о занятиях в «Поэтической академии»: «Вяч. Ив<анович> рассказал, что можно написать сонет, и другой должен ответить, повторяя рифмы, но по возможности избегая в одной и той же катр<ене> одинаковых слов. <...> Гумилев прислал мне сонет, и я ответила: посылаю на Ваш суд. Пришлите и Вы мне сонет» (цит. по: Волошин М. А. Собрание сочинений. Т. I. Стихотворения и поэмы: 1899–1926. М., 2003. С. 467). К письму Дмитриева приложила обращенный к ней сонет Гумилева «Тебе бродить по солнечным лугам» (№ 137 в т. I наст. изд.) и свой собственный стихотворный «ответ» («Закрыли путь к некошенным лугам / Темничные, незыблемые стены; / Не видеть мне морских опалов пены, / Не мять полей моим больным ногам...» — см.: Черубина де Габриак. Исповедь... С. 60–61). Волошин немедленно откликнулся сонетом «Сехмет» («Влачился день по выжженным лугам...»), вошедшим затем в цикл «Киммерийские сумерки» (см.: Волошин М. Стихотворения: 1900–1910. М.: Гриф, 1910). 13 мая Дмитриева писала ему опять: «Ваше письмо пришло сегодня, <...>. Ваш сонет «о гиене» лучший из трех; на Ваш я попробую ответить. Когда я приеду, буду рассказывать об образцах к лекциям Вяч. Иванова, а то записать все очень много». Вместе со стихотворением «Сехмет» Волошин, по-видимому, приложил к своему письму стихотворение «Дэлос» и «свой» сонет «Облака» (вошедший затем в тот же цикл «Киммерийские сумерки»):