Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 8. Письма

Соч III, Полушин, В мире отеч. классики, Хейт, Haight, Новый мир (публ. Э. Г. Герштейн).

Дат.: 9 апреля 1913 г. — по содержанию.

Текст данного письма был скопирован П. Н. Лукницким в момент нахождения данного письма у Ахматовой (1920-е годы), и эта копия была, очевидно, «размножена» в кругу исследователей творчества Гумилева и Ахматовой. Первые публикаторы текста (А. Хейт и Э. Герштейн) источник публикации не оговаривали, местонахождение автографа на настоящий момент неизвестно. В комментариях В. К. Лукницкой к публикации ст-ния «Снова море» (СП (Тб). С. 478) указывается, что оно было приложено к данному письму. Автограф ранней редакции этого ст-ния (неатрибутированный) хранится в ИРЛИ (Ф. 625. Оп. 2. № 11, воспроизведен в кн.: Бронгулеев В. В. Посредине странствия земного. Документальная повесть о жизни и творчестве Николая Гумилева. Годы 1886–1913. М., 1995. С. 291). В данной публикации предпринята реконструкция текста письма, взятая в квадратные скобки.

Это первое письмо, относящееся к последнему путешествию Гумилева в Африку. На этот раз Гумилев отправился в Африку не как бродяга-одиночка. Постоянные рассказы Гумилева об африканских путешествиях в декабре 1912 г. заинтересовали университетских профессоров, и один из них, по всей вероятности, Сергей Александрович Жебелев (1867–1941), ученый-секретарь филологического факультета (на котором учился поэт) и проректор университета, рекомендовал Гумилева директору Музея антропологии и этнографии при императорской Академии наук академику Василию Васильевичу Радлову (1837–1918). В Академии наук Гумилева приняли доброжелательно и предложили организовать экспедицию. Первый предложенный им маршрут через Данакильскую пустыню для исследования неизвестных племен был отклонен из-за дороговизны. Второй маршрут был принят. Предыстория и начальный этап экспедиции подробно описаны Гумилевым в «Африканском дневнике» (№ 12 в т. VI наст. изд.): «Я должен был отправиться в порт Джибути <...>, оттуда по железной дороге к Харрару, потом, составив караван, на юг в область, лежащую между Сомалийским полуостровом и озерами Рудольфа, Маргариты, Звай; захватить возможно больший район исследования; делать снимки, собирать этнографические коллекции, записывать песни и легенды. Кроме того, мне предоставлялось право собирать зоологические коллекции. <...> Приготовления к путешествию заняли месяц упорного труда. Надо было достать палатку, ружья, седла, вьюки, удостоверения, рекомендательные письма и пр., и пр. Я так измучился, что накануне отъезда весь день лежал в жару. <...> 7 апреля мы выехали из Петербурга, 9-го утром были в Одессе» (стр. 61–77 главы первой № 12 в т. VI наст. изд.; см. также комментарии к главе I). Гумилев описывал свое пребывание в Одессе (где было написано это письмо) для дневника, но исключил следующие строки из текста (см. комментарий к стр. 77 № 12 в т. VI наст. изд.): «...Странное впечатление производит на северянина Одесса. Словно какой-нибудь заграничный город, русифицированный усердным администратором. Огромные кафе, наполненные подозрительно-изящными коммивояжерами. Вечернее гулянье по Дерибасовской, напоминающей в это время парижский бульвар Сен-Мишель. И говор, специфический одесский говор, с измененными удареньями, с неверным употребленьем падежей, с какими-то новыми и противными словечками. Кажется, что в этом говоре яснее всего сказывается психология Одессы, ее детски-наивная вера во всемогущество хитрости, ее экстатическая жажда успеха. В типографии, где я печатал визитные карточки, мне попался на глаза свежий номер печатающейся там же вечерней одесской газеты. Развернув его, я увидел стихотворение Сергея Городецкого с измененной лишь одной строкой и напечатанное без подписи. Заведующий типографией сказал мне, что это стихотворение принесено одним начинающим поэтом и выдано им за свое...» На следующий день Гумилев со своим племянником Н. Л. Сверчковым сели на пароход «Тамбов» и отправились в экспедицию.