Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 8. Письма

Музы, рыдать перестаньте,Грусть свою в песнях излейте,Спойте мне песню о ДантеИли сыграйте на флейте.Прочь, козлоногие фавны,Музыки нет в вашем кличе,Знаете ль вы, что недавноБросила рай Беатриче,Странная белая розаВ тихой вечерней прохладе...Что это? снова угроза

Или мольба о пощаде?Жил беспокойный художникВ мире лукавых обличий,Грешник, развратник, безбожник,Но он любил Беатриче.Тайные думы поэтаВ сердце его беспокойномСделались вихрями света,Полднем горящим и знойным.Музы, в красивом пеантеСтранную тайну отметьте,

Спойте мне песню о ДантеИ Габриеле Россетти.

Н. Гумилев.

7. В. Я. Брюсову

<Париж. 29 октября/>11 ноября <1906 г.>

Многоуважаемый Валерий Яковлевич!

Пишу Вам, не дождавшись Вашего ответного письма, потому что чувствую, что мое первое письмо было очень неполно. Прежде всего спешу ответить на Ваш вопрос о влиянии Парижа на мой внутренний мир. Я только после Вашего письма задумался об этом и пришел вот к каким выводам: он дал мне сознанье глубины и серьезности самых мелких вещей, самых коротких настроений. Когда я уезжал из России, я думал заняться оккультизмом. Теперь я вижу, что оригинально задуманный галстук или удачно написанное стихотворение может дать душе тот же трепет, как и вызыванье мертвецов, о котором так некрасноречиво трактует Элифас Леви.

Не сердитесь за сравнение галстука со стихами; это показывает только, как высоко ставлю я галстуки. О выставке Дягилева я не напишу ничего: она слишком велика по замыслу. Русское искусство представлено с самого своего начала, с тех пор когда оно, может быть, даже и не существовало: я говорю о некоторых иконах. Я не могу написать о ней в стиле Сологуба: я не мистик. Я не могу написать в стиле Макса Волошина: я не художник. Написать же в моем собственном стиле я мог бы только о двух, трех картинах Врубеля, о Бенуа и о Феофилактове. А подобная статья не заслуживала бы даже названия «впечатлений от выставки Дягилева». Простите меня за этот отказ: но мне казалось лучше отказаться, чем брать работу, не соответствующую моим силам. Что же касается беседы с французскими поэтами, то это совсем другое дело.

Как раз теперь я замечаю в них интересное движенье, переход от прошлогоднего классицизма к классицизму романтическому. И как только я больше разберусь в этом движении, я непременно напишу об этом статью.

Точно так же я принял во вниманье Ваше предложение относительно статей по вопросам искусства. У меня уже кое-что намечено. Кроме того, у меня почти готова драма или скорее драматические картины, вещь небольшая и, как мне кажется, интересно задуманная.

Если она имеет какие-нибудь шансы пройти в «Весы», то напишите мне, пожалуйста, об этом. Я ее отделаю и пришлю. С нетерпеньем жду исполненья Вашего обещанья относительно знакомств. А то бывают дни, когда я не говорю ни слова, кроме как с прислугой. В заключенье посылаю Вам мои последние стихотворенья, не столько для печати, сколько для того, чтобы узнать Ваше мненье, развивается ли мой талант или нет.

* * *

Мне было грустно, думы обступилиМеня, как воры в тишине предместий,Унылые, как взмахи черных крылий,Томилися и требовали мести.Я был один, мои мечты бежали,Моя душа сжималась от волненья,И я читал на каменной скрижалиМои слова, дела и преступленья.За то, что я холодными глазамиСмотрел на игры смелых и победных,

За то, что я кровавыми устамиКасался уст, трепещущих и бледных,За то, что эти руки, эти пальцыНе знали плуга, были слишком стройны,За то, что песни, вечные скитальцы,Обманывали, были беспокойны,За все теперь настало время мести,Мой лживый, нежный храм слепцы разрушат,И думы, воры в тишине предместий,Как нищего во мгле, меня задушат.

* * *