«Спокойствие дороже славы!» — Твердят ленивые умы. Нет, нет! они не правы; Покоем недовольны мы: В объятиях его скучаем И прежде смерти умираем. Жизнь наша столь бедна, Превратна, неверна; Дней ясных в ней так мало, Так всё мгновенно для сердец,Что удовольствия и счастия началоЕсть удовольствия и счастия конец. Чем бережно в тени скрываться,Бояться шороха, бояться вслух дышать,Единственно затем, чтоб жизнию скучать И смерти праздно дожидаться, — Не лучше ль что-нибудьВеликое свершить? Гремящей славы путьК бессмертию ведет. Душа живет делами И наслаждается веками В геройском подвиге своем. Парить с орлом под небесами, Сиять эфирными лучами, Сгореть там солнечным огнем,Оставить пепел нам — милее для героя,Чем духом онеметь в ничтожестве покояИ с червем прах лобзать, доколе исполин, Рок, грозный смертных властелин,Его не раздавил гигантскою стопою. Всем должно быть землею! Ты, слабый человек, Как тень, мелькая, исчезаешь;Но надпись о другом и в самый дальний векГласит: Прохожий, стой! Героя попираешь.[1]1797
{*}Пора, друзья, за ум нам взяться,Беспутство кинуть, жить путем.Не век за бабочкой гоняться,Не век быть резвым мотыльком.Беспечной юности утехаЕсть в самом деле страшный грех.Мы часто плакали от смеха —Теперь оплачем прежний смехИ другу, недругу закажемКого-нибудь в соблазн вводить;Прямым раскаяньем докажем,Что можем праведными быть.Простите, скромные диваны,Свидетели нескромных сцен!Простите хитрости, обманы,Беда мужей, забава жен!Отныне будет всё иное:Чтоб строгим людям угодить,Мужей оставим мы в покое,А жен начнем добру учить —Не с тем, чтоб нравы их исправить —Таких чудес нельзя желать, —Но чтоб красавиц лишь заставитьОт скуки и тоски зевать.«Зевать?» Конечно; в наказаньеЗа наши общие дела.Бывало... Прочь, воспоминанье,Чтоб снова не наделать зла.Искусство нравиться забудемИ с постным видом в мясоедСреди собраний светских будемРугать как можно злее свет;Бранить всё то, что сердцу мило,Но в чем сокрыт для сердца вред;Хвалить, что грешникам постыло,Но что к спасению ведет.Memento mori![1] велегласноНа балах станем восклицатьИ стоном смерти ежечасноЛюбезных ветрениц пугать. —Как друг ваш столь переменился,Угодно ль вам, друзья, спросить?..Сказать ли правду?.. Я лишился(Увы!) способности грешить!1797
Тацит велик; но Рим, описанный Тацитом, Достоин ли пера его?В сем Риме, некогда геройством знаменитом,Кроме убийц и жертв не вижу ничего. Жалеть об нем не должно:Он стоил лютых бед несчастья своего,Терпя, чего терпеть без подлости не можно!1797