Полное собрание стихотворений

Тираспольские послания Раевского через Пушкина стали известны и другим кишиневским друзьям поэта-узника. Пушкин, например, читал «Певца в темнице» поручику Таушеву, который состоял в кишиневской тайной организации и был предан Раевскому. Интересное свидетельство о широкой распространенности тюремных стихов Раевского находим мы в рукописной тетради Кюхельбекера 1824–1825 годов. Кюхельбекер, живший в эти годы в Москве и Петербурге, наряду с другими выписками из интересовавших его сочинений переписывает близкие ему по духу стихи[36]:

Оставь другим певцам любовь!Любовь ли петь, где брызжет кровь,Где племя чуждое с улыбкой

Терзает нас кровавой пыткой,Где слово, мысль, невольный взорВлекут как явный заговор,Как преступление на плахуИ где народ, подвластный страху,

Не смеет шепотом роптать!

Пушкин, размышлявший над теми же вопросами, которые поставлены в посланиях Раевского, решил ответить поэту-узнику. Первый набросок ответа обрывается начальными строками: «Недаром ты ко мне воззвал Из глубины глухой темницы». Затем Пушкин сделал следующий набросок: «Не тем горжусь я, мой певец…». Основная тема его — размышление о назначении поэта, о его подлинном призвании. Но и этот набросок остался незавершенным. Наконец, Пушкин пишет третий по счету набросок: «Ты прав, мой друг, напрасно я презрел…». Здесь Пушкин как бы отвечает на вопросы Раевского, поставленные в «Певце в темнице» («Ты знал ли радость?..», «Ты знал ли дружества привет?..» и т. д.). Пушкин говорит, что он, в отличие от героя Раевского, «знал» «дружбу», «любовь», «труд и вдохновенье», «досуг», «клики радости» и «лепетанье славы шумной». Однако познав все это, герой пушкинского стихотворения приобрел печальный жизненный опыт и понял, что все это не дает счастья. К тому же выводу, как мы помним, был близок и Раевский, однако если поэт-декабрист полон оптимистических надежд и видит смысл жизни в борьбе, то Пушкин приходит к иному выводу, не разделяя иллюзий Раевского. Пушкин с горечью признается:

Я говорил пред хладною толпойЯзыком истины свободной.

Но для толпы ничтожной и глухойСмешон глас сердца благородный.Везде ярем, секира иль венец,Везде злодей иль малодушный,Тиран        ………        льстец

Иль предрассудков раб послушный.

Мысль поэта осталась незаконченной, он еще не разобрался во всей сложности совершившихся событий, а торжество реакции все более усугубляло мрачные размышления о безрезультатности той борьбы, которой были отданы лучшие чувства и силы. От незавершенного послания Раевскому через другие незавершенные стихотворения идет Пушкин к грустной притче «Сеятель»[37]. Пушкин очень тяжело пережил подавление национально-освободительного движения в Европе и разгром кишиневских декабристов. Стихи о «Сеятеле» отражают трагедию одинокого борца, вышедшего на посев «до звезды», слишком рано, и потому потерпевшего неудачу в своей пропаганде. Может быть не сознавая того, Пушкин в «Сеятеле» совсем близко подошел к трагедии сурового республиканца Раевского, томившегося в Тираспольской крепости.

Раевский был не единственным поэтом среди южных декабристов. В Тульчине был свой кружок поэтов, куда входили А. П. Барятинский, В. П. Ивашев, братья Павел и Николай Бобрищевы-Пушкины. Все они были, правда, менее преданы поэзии, чем Раевский, и обладали меньшим поэтическим дарованием, однако дошедшие до нас произведения этих декабристов говорят об идейной и художественной близости их творчеству Раевского. Тульчинские поэты объединялись вокруг Пестеля. Все они были ему лично близки, и в послании Пестелю Барятинского говорится о частых дружеских собраниях, беседах о литературе, о стихах и т. п. Барятинский писал свои стихи по-французски. В 1824 году в Москве вышла книжка его стихов. Послания Пестелю и Ивашеву в ней особенно интересны. Павел Бобрищев-Пушкин выступал как баснописец (басни он писал и до 14 декабря 1825 года и после, в Читинском остроге). Николай Бобрищев-Пушкин еще в 1816–1817 годах в альманахе «Каллиопа» опубликовал несколько своих стихотворений, философских элегий, среди которых наиболее интересна «Бессмертие». Павел Бобрищев-Пушкин, как и Барятинский и Раевский, обнаружил явную склонность к философским темам. Подобно другим декабристам, они оперируют словами высокого гражданского стиля, придающими их поэтическим размышлениям политическую окраску.

В истории декабристской поэзии тульчинско-кишиневская группа поэтов должна занять свое место.

5