Полное собрание стихотворений

Что похотью своею пьян,

Свищу над реченькою румянистой,

Той реченькою-не старей.

Покамест в неширокие полсвиста

Свищу — пытать богатырей.

Ох и рубцы ж у нас пошли калеки!

— Алешеньки-то кровь, Ильи! —

Ох и красны ж у нас дымятся реки,

Малиновые полыньи.

В осоловелой оторопи банной —

Хрип княжеский да волчья сыть.

Всей соловьиной глоткой разливанной

Той оторопи не покрыть.

Вот и молчок-то мой таков претихий,

Что вывелась моя семья.

Меж соловьев слезистых — соколиха,

А род веду — от Соловья.

9 февраля 1922

«Не приземист — высокоросл…»

Не приземист — высокоросл

Стан над выравненностью грядок.

В густоте кормовых ремесл

Хоровых не забыла радуг.

Сплю — и с каждым батрацким днем

Тверже в памяти благодарной,

Что когда-нибудь отдохнем

В верхнем городе Леонардо.

9 февраля 1922

«Слезы — на лисе моей облезлой…»

Слезы — на лисе моей облезлой!

Глыбой — чересплечные ремни!

Громче паровозного железа,

Громче левогрудой стукотни —

Дребезг подымается над щебнем,

Скрежетом по рощам, по лесам.

Точно кто вгрызающимся гребнем

Разом — по семи моим сердцам!

Родины моей широкоскулой

Матерный, бурлацкий перегар,

Или же — вдоль насыпи сутулой

Шепоты и топоты татар.

Или мужичонка, на круг должный,

За косу красу — да о косяк?

(Может, людоедица с Поволжья

Склабом — о ребяческий костяк?)

Аль Степан всплясал, Руси кормилец?

Или же за кровь мою, за труд —

Сорок звонарей моих взбесились —

И болярыню свою поют…

Сокол — перерезанные путы!

Шибче от кровавой колеи!

— То над родиной моею лютой

Исстрадавшиеся соловьи.

10 февраля 1922

Дочь Иаира

1

Мимо иди!

Это великая милость.

Дочь Иаира простилась

С куклой (с любовником!) и с красотой

Этот просторный покрой

Юным к лицу.

2

В просторах покроя —

Потерянность тела,

Посмертная сквозь.

Девица, не скроешь,

Что кость захотела

От косточки врозь.

Зачем, равнодушный,

Противу закону

Спешащей реки —

Слез женских послушал

И отчего стону —

Душе вопреки!

Сказал — и воскресла,

И смутно, по памяти,

В мир хлеба и лжи.

Но поступь надтреснута,

Губы подтянуты,

Руки свежи.

И всё как спросоньица

Немеют конечности.

И в самый базар

С дороги не тронется

Отвесной. — То Вечности

Бессмертный загар.

Привыкнет — и свыкнутся.

И в белом, как надобно,

Меж плавных сестер…

То юную скрытницу

Лавиною свадебной

Приветствует хор.

Рукой его согнута,

Смеется — всё заново!

Всё роза и гроздь!

Но между любовником

И ею — как занавес

Посмертная сквозь.

16–17 февраля 1922

«На пушок девичий, нежный…»

На пушок девичий, нежный —

Смерть серебряным загаром.

Тайная любовь промежду

Рукописью — и пожаром.

Рукопись — пожару хочет,

Девственность — базару хочет,

Мраморность — загару хочет,

Молодость — удару хочет!

Смерть, хватай меня за косы!

Подкоси румянец русый!

Татарве моей раскосой

В ножки да не поклонюся!

— Русь!!!

16–17 февраля 1922

«На заре — наимедленнейшая кровь…»

На заре — наимедленнейшая кровь,

На заре — наиявственнейшая тишь.

Дух от плоти косной берет развод,

Птица клетке костной дает развод.

Око зрит — невидимейшую даль,

Сердце зрит — невидимейшую связь…

Ухо пьет — неслыханнейшую молвь.

Над разбитым Игорем плачет Див…

18 февраля 1922

«Переселенцами…»

Переселенцами —

В какой Нью-Йорк?

Вражду вселенскую

Взвалив на горб —

Ведь и медведи мы!

Ведь и татары мы!

Вшами изъедены

Идем — с пожарами!

Покамест — в долг еще!

А там, из тьмы —

Сонмы и полчища

Таких, как мы.

Полураскосая

Стальная щель.

Дикими космами

От плеч — метель.

— Во имя Господа!

Во имя Разума! —

Ведь и короста мы,

Ведь и проказа мы!

Волчьими искрами

Сквозь вьюжный мех —

Звезда российская:

Противу всех!

Отцеубийцами —

В какую дичь?

Не ошибиться бы,

Вселенский бич!

«Люд земледельческий,

Вставай с постелею!»

И вот с расстрельщиком

Бредет расстрелянный,

И дружной папертью,

— Рвань к голытьбе:

«Мир белоскатертный!

Ужо тебе!»

22 февраля 1922

Площадь

Ока крылатый откос:

Вброд или вдоль стен?

Знаю и пью робость

В чашечках ко — лен.

Нет голубям зерен,

Нет площадям трав,

Ибо была — морем

Площадь, кремнем став.

Береговой качки

…. злей

В башни не верь: мачты

Гиблых кораб — лей…

Грудь, захлебнись камнем…

<1922>

«Сомкнутым строем…»

Сомкнутым строем —

Противу всех.

Дай же спокойно им

Спать во гробех.

Ненависть, — чти

Смертную блажь!

Ненависть, спи:

Рядышком ляжь!

В бранном их саване —

Сколько прорех!

Дай же им правыми

Быть во гробех.

Враг — пока здрав,

Прав — как упал.

Мертвым — устав

Червь да шакал.

Вместо глазниц —

Черные рвы.

Ненависть, ниц:

Сын — раз в крови!

Собственным телом

Отдал за всех…

Дай же им белыми

Быть во гробех.

22 февраля 1922

Сугробы

Эренбургу

<1>. «Небо катило сугробы…»

Небо катило сугробы

Валом в полночную муть.

Как из единой утробы —

Небо — и глыбы — и грудь.

Над пустотой переулка,

По сталактитам пещер

Как раскатилося гулко

Вашего имени Эр!

Под занавескою сонной

Не истолкует Вам Брюс:

Женщины — две — и наклонный

Путь в сновиденную Русь.

Грому небесному тесно!

— Эр! — леопардова пасть.

(Женщины — две — и отвесный

Путь в сновиденную страсть…)