Читаем Полное собрание творений. Том 2. полностью

Полное собрание творений. Том 2.

Ознакомившись вообще с делами Кавказской Консистории, считаю не лишним представить взгляд мой на них благоусмотрению Вашего Превосходительства.

Здешнее духовенство набрано из разных Епархий; нужда заставляла принимать людей без строгой критики; да и невозможно основательно узнать, при самой строгой критике, человека, пришедшего из дальней страны, не жившего на месте продолжительно. По этой радикальной причине невозможно, чтоб во вновь устроенной Епархии при таком составе духовенства не было значительных беспорядков. Строгим надзором и взысканиями можно более или менее обуздать безнравственных, но редкие из безнравственных могут совершенно измениться и сделаться нравственными. Следовательно, нужнейший способ исправления духовенства состоит в замене старых, закоснелых новыми, благонравными воспитанниками Семинарии; этот способ требует времени.

Дела в Консистории не так запутанны и делопроизводство идет совсем не так худо, как это представлялось при борьбе, возникшей от столкновения страстей, причем с обеих сторон писалось с разгорячением и многие дела представлены односторонне, а следовательно, и неправильно.

Так, например, о протоиерее Петрове взято одно дело и представлено с действиями по нему Епархиального начальства Высшему начальству. Оказывается: Петров был судим по двадцати делам, из коих по каждому имеется распоряжение Епархиального начальства, и все эти распоряжения находятся в связи между собою: вынутое из среды этих дел одно дело и представленное отдельно, точно не показывая связи между решениями Епархиального начальства, даст решение его одному делу вид странный. В таком положении, каково дело Петрова, находятся некоторые другие дела. Я приказал все такие разно{стр. 520}родные дела об одном лице доложить мне вместе и надеюсь уже в правильном виде представить дела, нуждающиеся в представлении Святейшему Синоду. Сами изволите видеть, что такой образ действий требует времени. Но он и весьма точен, и облегчит труды для самой канцелярии Святейшего Синода.

Призывая на Вас благословение Боже и проч.

Резолюция епископа Игнатия
о наказаниях семинаристов
<1858> [1301]

Желаю, чтоб в духовных училищах Кавказской епархии употреблялись следующие наказания:

1. Выговор, без употребления бранных слов — слов, только унижающих человечество и подавляющих чувство чести в юношах, каковое чувство, при правильном о нем понятии, есть сокровище.

2. Поставление в угол или к штрафному столу просто или на коленях.

3. Оставление без обеда и без ужина, на хлебе и воде.

4. Наказание розгами, за исключением воспитанников самой Семинарии.

5. Наказание арестом в темной комнате, с полным лишением общения с товарищами и с содержанием на хлебе и воде.

Сей последний вид наказания употреблять преимущественно для воспитанников Семинарии, соразмеряя продолжительность наказания важности проступка. В случаях же нарушения правил подчиненности, вежливости пред начальством, благоприличия в храме Божием, паче же в случаях грубости начальству и при ожесточении, продолжать арест до того самого времени, как наказанный вполне смягчится и начнет выражать и приносить искреннее раскаяние. Преждевременное освобождение от ареста лица, пришедшего в ожесточение и оказывающего упорство, наносит существенный вред характеру того лица.

{стр. 521}

Наказание заушениями, дранием за волосы и за уши да будет извергнуто из духовных училищ. В ту минуту, когда воспитатель собственноручно наказывает воспитанника, в эту жалкую минуту, человечество терпит нравственное унижение и в лице воспитанника и в лице воспитателя. Но в лице воспитателя такое унижение несравненно глубже, нежели в лице воспитанника. Воспитатель такими действиями лишает себя уважения воспитанников, их любви и доверенности.

Высокий, благородный характер воспитателя есть главнейшая узда и гроза для воспитанников. Приглашаю воспитателей кавказского духовного юношества на эту высоту, восход на которую преисполнен духовного плода, но не чужд и значительного труда с самим собою. Благочестивый и благонамеренный воспитатель должен положить себе за правило не прибегать в час своего гнева ни к выговору, ни к наказанию. Час гнева есть час безумия для всякого разгневавшегося, хотя бы разгневавшийся принадлежал к первейшим мудрецам. Наказание да будет плодом зрелого, беспристрастного суждения, только при этом условии оно благотворно для детей и возвышает в мнении их воспитателя. Наказание должно быть не жестоким, но полновесным, наказание слабое балует детей.

Сие мое желание объявить во всех духовных училищах Кавказской епархии.