Полное собрание творений. Том 7

От того так сильно болит левый бок; теперь эта боль меньше и спустилась ниже к двум проходам, которыми и выходит в виде различных слизей. Все дело состояло в том, что от простуды я был наполнен «холодными мокротами», которые препятствовали кровообращению, пищеварению, расстроили геморрой и нервы; по причине их я приходил в внезапное изнеможение, как бы рассеченный на части; по причине их нуждался зимой в особенно теплой комнате. Вышло их из меня множество и еще идут; по мере того, как выходят, чувствую себя лучше и лучше. Отсрочка мне была бы необходима: лечение надо продолжать до совершенного освобождения от мокрот, что окажется прекращением брожения во всем теле. В членах, вполне здоровых, я уже не чувствую ни малейшего брожения; теперь оно действует преимущественно в затылке и оконечностях ног, которые обернуты вновь присланным пластырем. Если б дали отсрочку до 1-го июня, то я бы и вылечился, и исподволь привык здесь к воздуху, и попользовался бардовыми ваннами, которые можно здесь иметь. Возвратный путь совершил бы чрез Москву, заехал бы в Оптину Пустынь и, может быть, в Воронеж, присматриваясь к местам и выбирая для себя удобнейшее. Нам много будет значить и то, чтоб в месте, которое изберем, были нужные для нас потребности и были по дешевой цене. Поздоровел бы здесь — и пописал бы. Это совсем не лишнее. В Москве я встретился с человеком, который пописывает, пописывает слегка, не утруждая себя, — выручает тысячку, другую, третью в год и этим содержится. Это все при нашем положении не надо выпускать из виду. Особенно приятен кусок хлеба, приобретенный трудами рук своих! Приятна и независимость, в которую поставляют человека дельные руки, — дар Создателя. Вот тебе суждение мое о моей отсрочке, о которой, если возможно ее получить, пора уже подумывать. Подумываю и о возвращении, потому что при моих обстоятельствах надо подумать и так и сяк. Приготовляю на всякий случай меховую шапку из мерлушек; мерлушки будут внутри и снаружи; конструкция шапки особенная; эту конструкцию изобрели потребности распростуженной головы, имя шапке: «Шапка-ушанья». Потребность ног заставила изобрести сапоги, которые бы влезали сверх моих теплых меховых сапогов, простирались донельзя сверх колен; так что ноги, в случае поездки, будут защищены троими сапогами. Верхние сапоги — уже более мешки, чем сапоги, — должны быть из овчин или оленьих мехов; не знаю — что найду здесь. Надо будет купить две зимние повозки: одну хорошую (здесь можно такую получить за 100 серебром), другую рогожаную для Стефана и Сисоя. Ехать надо будет на 5-ти лошадях. Если придется совершать путешествие зимою, то надо ехать на Тихвин и Ладогу; в Рыбинске у О<тца> Игумена Варфоломея можно будет отдохнуть, в Тихвине у Архимандрита; пожалуй, можно будет проехать на Зеленецкий и Ладогу. Вот мои предположения; скажи о них свое мнение. О ходе болезни моей извести Ивана Васильевича. Я еще не собрался отвечать ему: видишь — и к тебе пишу первое письмо, которое сказывается некоторою свежестию мысли и руки.

От Аполлоса получил два-три письма, которые мне очень не понравились: шельмовские. В особенности не понравилось последнее. Делает точно то же, что и с тобою: выпытывает — возвращусь ли в Сергиеву и когда возвращусь; распространяется, как все желают моего возвращения. И все это — так гадко! Хотел я в прошлом письме моем написать тебе об этом, да остановился, подумал: и без того у тебя много скорбей; что еще прибавлять им сообщение мыслей мрачных. По всему видно, что слухи, якобы он купил Настоятельство Сергиевой Пустыни, вполне справедливы. Теперь продавщик водит покупателя за нос и еще обнадеживает успехом; а этот — как рыбка около приманочки. И Боярыня, достававшая деньги для покупки, — когда была ныне весною в Питере, вела себя такою же отвратительною шельмою, как и старец ее. Далеко отложилось сердце мое от этих людей: теперь они уже никогда не перестанут бездельничать. Надо только начать, вдаться; а потом уже и дело покончено. Другой такой же или подобный — Павел Чернявский. Что-то у этих людей в сердцах холодное! Ни одного чувства не могут принять в себя глубоко и сохранить его. Все у них так поверхностно, непостоянно. От ума какой-то блеск — словно блезир, по выражению русского человека; ничего нет существенного.

Затем Христос с тобою. Поручающий тебя милости Божией и молитвам Пр<еподобного> Сергия.

Преданнейший друг

Архимандрит Игнатий.

27 ноября

В Костроме Князь Суворов; сбирается на часок прикатить ко мне по первому санному пути.

№ 26

Бесценный Игнатий!