Полное собрание творений. Том 7

Такое зрелище представляет мне душа моя, когда при свете Евангельского учения смотрю на нее умом моим. Теперь обращаюсь к словам обличения, находящимся в письме твоем. Самое естество дела показывает, что ты, смотря на наружность моего поведения, усмотрел гораздо менее недостатков, нежели сколько их находится по самой вещи. Сознаваясь в большем долге, я не могу не сознаваться в меньшем, так что я и тогда бы сознался, когда бы не хотел сознаться. Остается за сим со слезами просить у тебя прощения и святых молитв о моем исправлении. Если, по словам святаго Исаака, словооправдание не принадлежит к жительству христианскому и нигде в учении Христовом не предписано, если Сам Господь, предстоя властям земли и водворяя пред лицом вселенныя правду Креста, не удостоил правду внешнюю никакого внимания, ни единого слова, как прах и тление, то кто, смотрящий во глубину сердца своего и видящий не ложно, осмелится противу стать обличающему? Таковый скажет замахнутому на него мечу: поражай, ибо не всуе ты поднят. Скажет бедствиям: нападите на меня и удручайте меня, ибо я того достоин. Скажет телу, изможденному болезнями и посылаемому во изгнание: иди, ибо ты согрешило. Скажет братиям своим: помолитесь о мне скверном, Ангели Божии. Припадет к ногам прелюбодеев и убийц и скажет им: помолитесь о мне, ибо вы праведнее меня. — Вот каково мое состояние, когда очи ума моего отверсты; когда же они закроются, то состояние мое делается несравненно худшим: ибо язвы, естественно, остаются те же; но к болезням сердца присовокупляется слепота ума. От слепоты — нечувствие, утрата любви к ближнему, утрата умиления и утешительного плача, присовокупление язв к язвам и болезней к болезням. Словом сказать — вижу ли, или ослепляюсь, состояние мое пребедственно, достойно слез и рыдания всех меня знающих и любящих. Таков мой ответ всякому обличающему и тебе. Когда же иначе отвечаю — погрешаю.

Этим должен бы я был довольствоваться, если б говорил не со своим духовным сыном, который, говоря мне обличения, приносимые его сердцу, не выдает их за решительную правду, но приносит их мне же на суд. Поэтому считаю себя обязанным продолжить мою беседу, и несмотря на то, что я немощен, заимствуя Свет от истинного Света — Слова Божия, удовлетворить по силам моим требованиям письма твоего, не столько обращая внимания на наружность мыслей, заключающихся в этом письме, сколько открывая при свете Евангельского учения те тайные сердечные побуждения, коих мысли эти суть плод. По мнению Отцов, те люди, кои требуют от ближних совершенного устранения недостатков, имеют об этом предмете ложное понятие. Это мнение Отцов находим и у Апостолов: один из них (Иоанн Богослов) говорит: Аще речем яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины несть в нас

(1 Ин. 1. 8). Другой же (ап<остол> Павел): Друг друга тяготы носите и тако исполните закон Христов (Гал. 6. 2). Что же может породить неношение немощей ближнего, это показано Писанием над мужами самыми высокими в добродетелях. Кто святее Апостолов? Но мы читаем в Деяниях, что между апостолами Варнавою и Павлом произошла распря, а за распрею — и разлучение. Без всякого сомнения, это обстоятельство сказано нам Писанием с тою целию, чтоб мы, немощные, были осторожны, не увлекались мнимою ревностию, но носили тяготы друг друга. Тако исполните закон Христов! Понеси убо мои немощи; а я постараюсь понести твои, как доселе старался. Конечно, ты не скажешь, что ты без немощей. Мои немощи тяжелы более для тебя, нежели для меня; а твои ощутительны для меня, нежели для тебя. Если б тяготы были без тягости, то ношение их не имело бы никакой цены, не было бы причин заповедать оное. Но цена взаимного ношения немощей столь велика, что Писание заключило в нем исполнение закона Христова, Иже понес на Себе грехи всего мира.