Полное собрание творений. Том I. Трактаты и гимны

П. Каммерер, конечно, придерживается того мнения, что вереницы[1149]? или серии случайностей, хоть и не являются результатом действия одной общей причины

[1150], т.е. непричинны, однако все же представляют собой выражения инерции, т.е. всеобщей инерционной способности[1151]

. Одновременность «скопления подобного в близком соседстве» он объясняет «имитацией»[1152]. Тем самым, однако, он весьма противоречит самому себе, ибо скопление случайностей никоим образом не «лежит вне пределов объяснимого»

[1153], но – в полном соответствии с ожиданиями – внутри этих пределов, а потому является результатом если не одной общей причины, то множества. Его понятия серийности, имитации, притяжения и инерции принадлежат причинно мыслимой картине мира и говорят всего лишь о том, что скопление случайностей соответствует статистической и математической вероятности. Фактический материал П. Каммерера содержит лишь вереницы случайностей, единственной «закономерностью» коих является вероятность, а значит – у нас нет никакого зримого повода искать за этим материалом что-либо иное. Он, однако, по какой-то неясной причине ищет в нем нечто большее, чем может обеспечить простая вероятность, а именно – закон серийности, который он хочет ввести в качестве принципа наряду с причинностью и целевой обусловленностью[1154]

. Такое намерение, однако, никак не обеспечивается привлекаемым им материалом. Я могу объяснить себе это очевидное противоречие лишь тем, что он испытывал темное, однако чарующее и влекущее предчувствие непричинного порядка и соединения событий. Именно вследствие того обстоятельства, что он – подобно всем вдумчивым, глубоко чувствительным и созерцательным натурам – не мог не подпасть впечатлению, которое обычно производят нагромождения случайностей, он и предпринял, сообразно со своими научными склонностями, смелую попытку постулировать непричинную серийность на основе опытного материала, лежащего в пределах вероятностных границ. К сожалению, П. Каммерер не проводил статистического учета серийности. Но подобное предприятие, конечно, повело бы к постановке вопросов, на которые трудно получить ответы. Казуистический метод может оказать добрые услуги в плане общей ориентации; перед лицом же случайности обещать успех может лишь цифровой подход, т.е. статистический учет.

Скопления, или серии, совпадений, во всяком случае для нашего нынешнего понимания, выглядят безсмысленными и, более того, не выходящими – все вместе и каждая по отдельности – из пределов вероятности. Однако порой встречаются и такие, в случайности коих можно было бы усомниться. Упомяну лишь один пример из множества. 1 апреля 1949 года я сделал следующую запись: «Сегодня пятница. На обед у нас рыба. Кто-то вскользь отпускает замечание о шутливом обычае «апрельской рыбы»[1155]. Еще утром я занес себе в записную книжку увиденную надпись: «Est homo totus medius piscis ab imo»[1156]. После полудня бывшая пациентка, с которой в последний раз я виделся много месяцев назад, показывает мне несколько весьма выразительных рисунков рыбы, которые она сделала за это время. Вечером того же дня мне преподносят вышивку с изображением рыбообразного морского чудовища. Рано утром 2 апреля бывшая пациентка, с которой я не виделся уже многие годы, рассказывает мне сон, где она, стоя на берегу моря, замечает движущуюся в воде огромную рыбу. Рыба подплывает прямо к ней и выбрасывается на берег возле ее ног. Я в это время занимаюсь исследованием, посвященным историческому символу рыбы. Лишь один из упомянутых здесь людей знает об этом».