Журналист, конечно, сам спровоцировал Божко, но расправа над диктофоном была явным перебором. Какая же все-таки муха укусила всегда уравновешенного капитана?
Так и не найдя ответа на этот вопрос, участковый решил навестить Кузьмичева и напомнить воришке о тихой и уютной камере, которая пустовала в ожидании арестанта.
Иван внимательно смотрел на взъерошенного Артема.
– У тебя, между прочим, новый труп, а ты из пацана-журналиста боксерскую грушу пытаешься сделать. Следить за нервишками надо! Мало зуботычин от начальства получил, так еще хочешь и с прессой войну затеять?
– А тебе, какое дело? – огрызнулся Божко, неизвестно для чего перекладывая бумаги на своем столе. – Расследование преступлений Учителя поручено моей группе. Значит, мне и волноваться следует, а ты знай, гоняй в хвост и в гриву своих участковых!
– Обижаешь, Артем. Я к тебе по-дружески…
– Извини. На моем месте, даже ты с катушек слетел бы. Этот Трубочка…
– Редактор, которого уборщица нашла?
– Да, – Божко вдруг грохнул кулаком по столу. – Был я у него вчера!
– Не понял. Что ты в редакции делал?
– Ругался с Трубочкой. Из-за своих стихов… Чуть морду ему не набил!
Иван присвистнул.
– Стихи? Ты пишешь стихи?!
– Пробую. И вроде неплохо получается. Только никому не говори. Ребята на смех поднимут. Хотя, после убийства Трубочки в тайне мое увлечение уже не сохранишь.
– Это точно. Дернул тебя черт поэзией заниматься!
– Откуда мне было знать, что Учитель редактора замочит?! Что теперь делать, Ваня?
– Что делать спрашиваешь? Поймать этого урода! Чем, скорее – тем лучше!
– Ты прав. Я должен сделать это, прежде чем меня отстранят от дела.
– Думаешь…
– Уверен! Поедешь с нами?
– Ну, уж нет! Хватит с меня и того, что уже видел.
Иван вернулся к себе. Он не хотел новых впечатлений. Гораздо приятнее было думать не о трупах и заляпанных кровью тетрадках, а о ночи любви, проведенной в объятиях Юли.
О том, что лучший из сыщиков занимается сочинением стихов, капитан вспомнил только после обеда, поднялся на третий этаж и постучался к заместителю начальника УВД по кадрам.
– Дело к тебе, строго конфиденциальное, – хитро подмигнул он старенькому подполковнику. – Хочу личное дело Артема Божко полистать.
– Сам знаешь – не положено!
– И ты знаешь, что на всякое «не положено», много чего наложено.
– Только на полчаса и… с тебя бутылка!
– Пива.
– Жмот!
– Канцелярская крыса!
Вернувшись в свой кабинет, Платов запер дверь, выдернул из розеток штепсели двух телефонов, уселся за стол и раскрыл тонкую папку с жизнеописанием капитана Божко.
Глава 26. Подозрение
Треухов не застал Кузьмичева дома. Он побывал в мрачной берлоге Валентина, которую хозяин не запирал и совершил небольшую экскурсию по огороду, заваленному всевозможной ржавой дрянью.
Итак, профессор велосипедных наук решил не впутывать в свои взаимоотношения с Учителем милицию и Треухов его прекрасно понимал. В камере изолятора временного содержания Валентин находился бы в относительной безопасности, но лишился бы тех бесхитростных радостей, к которым привык.
Уход Кузьмичева в подполье был неприятен Глебу еще и потому, что он попасться на удочку изворотливого уголовника. Вероятность того, что Валька просто наврал с три короба, как не крути, имелась.
Нет, все-таки Валька затаился там, где можно было раздобыть бутылку, и плюнул на свое соглашение с Треуховым. Ну и черт с ним! Глеб пообещал себе наказать Вальку, когда тот объявится, и решил пройтись по участку. В конце концов, на подведомственной территории проживали и другие, не менее резвые, чем Валентин экземпляры, нуждавшиеся в постоянной опеке.
Участковый не ошибся относительно Кузьмичева. Тот действительно обосновался там, откуда до ближайшего «Гастронома» было рукой подать: у Ленки Боровиковой.
Нарушать договоренность с Треуховым он не собирался. Просто решил компенсировать будущее добровольное заточение хорошей пьянкой.
Елена не выказала особой радости при неожиданном появлении гостя: мешала израненная недавними оскорблениями память.
– Брось щеки надувать, подруга! – Кузьмичев ласково шлепнул Елену по заднице. – Погорячился, с кем не бывает? Участковый с панталыку сбил.
Лед тронулся после того, как Валентин вручил Боровиковой деньги на пару бутылок и окончательно растаял, когда Ленка освежилась хорошей порцией водки.
– Никак в сексоты к нашему Треухову записался? – подмигнула она дружку. – Стучишь помаленьку?
– Молчала бы о том, в чем ни хрена не смыслишь! – Кузьмичев раздавил в тарелке с колбасными шкурками окурок. – Я – вор, а не душегуб!
– Ага. Тебе только волю дай и хороший ножик – любого на ленточки порежешь!
– И порежу, если заслужит! Но просто так, от нечего делать мокрушничать не стану. И если менты попросят помощи, чтобы остановить Учителя, будь уверена – выстебываться не буду!
– Ха! Без тебя, как-нибудь обойдутся! Что ты про Учителя знать можешь?
Валентин раскрыл было, рот, намереваясь поведать Елене о встрече в подъезде, но вовремя осекся.
– Может, знаю, может, нет. Пей, дура, пока наливаю!