Полный курс русской истории: в одной книге

Грубо говоря, такой манифест давно следовало издать – количество доносов и неправых обвинений переросло уже все мыслимые пределы. Но тут снова не стоит видеть личную заслугу Петра. Эти указы готовились в предыдущее правление, вероятнее всего, они не были приняты из-за неожиданной болезни, а затем и смерти императрицы. Впрочем, отменить тайную канцелярию могло прийти и в голову самого Петра: он считал деятельность Елизаветы более вредной, чем полезной. Наиболее четко это отношение выявилось в его распоряжении русскими победами в Пруссии, чего не ожидали ни побеждавшие противника генералы, ни сам кумир Петра – тот уже готовился проститься со своими землями, как случилось невероятное – победившая сторона сама забрала свои победы. Растроганный такой преданностью Фридрих не замедлил отписать императору:

«Особенно я радуюсь тому, что ваше импер. величество получили ныне ту корону, которая вам давно принадлежала не столько по наследству, сколько по добродетелям и которой вы придадите новый блеск. Удовольствие мое о помянутом происшествии усугубляется тем, что ваше импер. величество благосклонно изволили меня обнадежить о непременной дружбе вашей и склонности к возобновлению и распространению полезного обоим дворам согласия. Я всегда ласкал себя надеждою, что ваше импер. величество не изменитесь в склонности вашей ко мне и что я опять найду в вас прежнего и такого друга, к которому я с своей стороны имею неотменно самое истинное и особенное высокопочитание и преданность. Уверяю, что всего искреннее желаю соблюсти несказанно драгоценную мне дружбу вашу и, восстановив прежнее обоим дворам столь полезное доброе согласие, распространить его и утвердить на прочном основании, чему я с своей стороны всячески способствовать готов».

На это послание Петр ответил теплейшим приемом посла Гольца, даже показал тому перстень с портретом Фридриха и его портрет на стене. Гольц сообщил об этой склонности Фридриху. Но оба не ожидали, что и составление мирного договора Петр тоже поручит Гольцу! «Вам угодно, – ответил на это Фридрих, – получить от меня проект заключения мира; посылаю его, потому что вашему Императорскому величеству это угодно, но вверяюсь другу, распоряжайтесь этим проектом как угодно, я все подпишу; ваши выгоды – мои, я не знаю других. Природа наделила меня чувствительным и благодарным сердцем, я искренне тронут всем, что для меня сделано вашим импер. величеством. Я никогда не в состоянии заплатить за все, чем вам обязан. Отныне все, чем могу я вас обязать, все, что вам нравится, все, что от меня зависит, – все будет сделано, чтоб убедить ваше импер. величество в моей готовности предупреждать все ваши желания. Посылаю графа Шверина, я должен был бы присылать к вашему импер. величеству лиц высших чинов, но если б вы знали положение, в котором нахожусь я теперь, то увидали бы, что мне невозможно посылать таких лиц: их нет, все в деле. В течение этой войны я потерял 120 генералов, 14 в плену у австрийцев, наше истощение ужасно. Я отчаялся бы в своем положении, но в величайшем из государей Европы нахожу еще верного друга: расчетам политики он предпочитает чувство чести». Гольц составил такой мирный договор, по которому Фридриху возвращались все отвоеванные русскими земли! Император остался очень доволен таким справедливым решением. Разумеется, в русском обществе таким отношением к славе русского оружия были возмущены. В среде военных Петра буквально возненавидели.

Но еще больше доконало армию постановление Петра о принятии прусского военного строя и прусской военной формы.

«Негодование во многих произвел и число недовольных собою увеличил он, Петр, – писал об этом времени один наш соотечественник, – и тем, что с самого того часа, как скончалась императрица, не стал уже он более скрывать той непомерной приверженности и любви, какую имел всегда к королю прусскому. Он носил портрет его на себе в перстне беспрерывно, и другой, большой, повешен был у него подле кровати. Он приказал тотчас сделать себе мундир таким покроем, как у пруссаков, и не только стал сам всегда носить оный, но восхотел и всю гвардию свою одеть таким же образом; а сверх того, носил всегда на себе и орден прусского короля, давая ему преимущество пред всеми российскими. А всем тем не удовольствуясь, восхотел переменить и мундиры во всех полках и вместо прежних одноцветных зеленых поделал разноцветные, узкие и таким покроем, каким шьются у пруссаков оные. Наконец, и самым полкам не велел более называться по-прежнему по именам городов, а именоваться уже по фамилиям своих полковников и шефов; а сверх того, введя уже во всем наистрожайшую военную дисциплину, принуждал их ежедневно экзерцироваться, несмотря, какая бы погода ни была, и всем тем не только отяготил до чрезвычайности все войска, но и, огорчив всех, навлек на себя, и особливо от гвардии, превеликое неудовольствие».

Другой современник, Болотов, приехавший в Петербург, оказался свидетелем муштровки, процесс этот оставил в его памяти неизгладимое впечатление: