Полный курс русской истории: в одной книге

Забавно, но даже существование государства, которое громили Герцен (как негодное) и Бакунин (как всегда негодное), он рассматривал как великое благо для зрелого народа, потому что только законы государства могут оградить народ от своеволия правителей и аристократов, то есть государство скорее воспринималось им как народовластие (чего, конечно, в русской истории не было). Именно государство, по Соловьеву, держит в узде амбиции сановников и царей, заставляя их действовать в интересах народа и решать задачи, необходимые для жизни народа. В истории каждого народа на том или ином этапе развития выступает как необходимая одна какая-то идея, и пока она не будет исполнена, не начнется новый период. Однако народ в истории всегда выдвигает своих лидеров, проводников одной ведущей идеи, сам он при этом кажется незаметным, следов не оставляет, но можно понять, какова была задача и каким способом решалась, если рассмотреть этот «народный заказ» через призму того или иного вождя – царя, государственного деятеля или даже мятежника. Поэтому-то он и говорил, что «нет возможности иметь дело с народными массами, она

(история. – Автор

) имеет дело только с представителями народа…»

Это одна из причин, почему Соловьев много внимания уделял личности исторических персонажей, пытаясь разглядеть в них тот самый «народный заказ». Народ у него, как в трагедии Пушкина «Борис Годунов», находится где-то в темноте, за задником сцены, он безмолвствует. Но царь, князь или мятежник говорят вместо этого молчаливого персонажа в потемках сцены. К тому же действия народа определяются борьбой между двумя силами: одна стремится вести вперед, к цели, другая, косная, желает остановить прогресс.

Соловьев считал, что ведущая прогрессивная цель – это идеалы христианского мировоззрения (они по сути и вправду неплохи, недаром автор двенадцатитомной биографии Христа назвал того первым социалистом), но достичь этой цели не дает то, что батюшки именуют грехами, а историки – ограниченностью человеческого материала. Вот и получается, что вместо победоносного шествия к всеобщему благоденствию народы воюют за балтийский берег или штурмуют Казань. Но даже решение такой вроде бы не совсем связанной с христианскими идеалами задачи все же продвигает народ еще на крохотный шажок вперед. Шажок за шажком наиболее длительная и важная задача оказывается решенной, тогда завершается один период в истории и начинается другой. В связи с этим Соловьев объяснял, что разделить русскую историю на периоды можно лишь условно, а не как Карамзин на Древнюю, Среднюю и Новую. Напротив, нужно «не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединять их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредственным преемством форм не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараться объяснить каждое явление из внутренних причин, прежде чем выделить его из общей связи событий и подчинить внешнему влиянию…»

Условно он разделил историю России на четыре эпохи: от Рюрика до Андрея Боголюбского, то есть самую раннюю эпоху, когда главенствовали родовые отношения и народ переживал время «эмоций»; от Андрея Боголюбского до Романовых, когда создавалось государство (в том числе эту эпоху можно еще разделить на три: от Андрея до Ивана Калиты, период борьбы родовых отношений с государственными и победы последних; от Калиты до Ивана Третьего, или период централизации вокруг Москвы; от Ивана Третьего до Романовых, период полной и безоговорочной победы государственности); от Михаила Романова до середины XVIII века, когда Россия достаточно «повзрослела», чтобы вступить в союз с западными странами; от середины XVIII века до отмены крепостного права в 1861 году, когда страна избавилась от многовекового наследия прошлого, то есть период новой истории. Предшествовавшие Соловьеву историки делили прошлое страны на гораздо более мелкие этапы, в целом – по княжениям и царствиям. Соловьев «укрупнил» эти периоды, перешел от частных задач и событий к более широкому и масштабному полотну, показывающему начало вопроса, ход решения, итог. И история сразу же перестала быть просто чередой княжений и царствований, а наполнилась смыслом. Сегодня мы к этому давно привыкли. Во времена Соловьева такой подход к периодизации истории был революционным. Впрочем, это слово Соловьев не любил. Он считал, что революции никуда не продвигают народы, а только отвлекают внимание от насущных проблем. Движение по пути прогресса должно быть постепенным, поступательным, а революционные события происходят рывками, что для плавного и полноценного течения истории неприемлемо. Точно так же, как к революции в материальном мире, он относился и к резкой смене научных взглядов.