Полный оборот

Давно у меня не было такого чувства, что я на грани. Отчаяние подкатывало к горлу, даже глаза зажгло, вроде, как слёзы собирались. Моё жалкое положение усугубляли мысли о маме. У неё слабое сердце, если она меня не найдёт, потеряет, то это будет сильным стрессом. Чем дольше я здесь сижу, тем страшнее будущее моей обожаемой родительницы. А что случится с папой, если мама умрёт? Надо думать. Зверь ко мне благосклонен, ведь я не на том свете, а это значит нужно ещё раз попытаться сбежать.

Вдруг дверь на кухню распахнулась. Никакого света, тепла и уюта, всё, как и прежде раскидано и запущено. Появился оборотень. Он нагнулся в дверном проёме, проходя на склад. Поставил на землю ведро с водой. Колодец надо чистить вода грязная и мутная, либо кипятить такую перед употреблением, либо фильтровать.

Я поднялась на ноги. Оборотень передо мной не сгибался, как было раньше, а выпрямился во весь свой огромный рост, и моё лицо было неприятно напротив его пояса. Одной лапой он подхватил цепь у основания моего ошейника, насильно заставил посмотреть вверх. Глаза его светились, а морда была всё такой же злой. Я давно обратила внимание, что он пахнет не животным, а растениями. Лесом. Смесь разных оттенков из зелёных листов и хвои, ягод и мхов. Возможно, поэтому он не был противен при близком контакте.

— Пожалуйста, развяжи руки. Мне надо штаны снять…

Он уши прижал к голове, это плохо. Между моих грудей затвердел мужской орган. Невольно слетел мат с моих губ, и я поворотила лицо в сторону.

— Откушу, — предупредила я. Не целиком конечно, но кусочек урву, если насиловать станет. В нос тут же упёрся огромный волосатый кулак, размером с мою голову. Понятно, без зубов сейчас останусь. — Пи́сать хочу! Пожалуйста, развяжи руки!

Одна лапища легла мне на голову, другая тащила цепь вниз. Член ударился об мою щёку, я пыталась крутить головой, не получалось. Осталось только закричать, а потом резко заткнуться, чтобы случайно в рот не залетела влажная головка.

Поелозив членом об моё наморщенное лицо, чудовище дёрнуло цепь и сорвало с моих рук верёвки. Перестал держать насильно, и я упала на землю, неуклюже отползая от его животных лап. Рядом со мной стали падать на землю капли… спермы. Какой интеллигентный оборотень, не взял девушку силой, скромно подрочил на неё. Развернулся и ушёл. Я так и не поняла, можно ли считать это изнасилованием или мне безумно повезло с Ильичом.

Не успев вырыть ямку, я помчалась в уголок сходить по-маленькому. Простонав от облегчения, поползла к ведру, чтобы смыть с лица следы пребывания на нём члена. Вот и все мои занятия на сегодня.

Быстро темнело. В окошечко попадал холодный лунный свет. Я сидела, обняв колени, и завороженно смотрела на крохотный кусочек звёздного неба. Взяла и завыла, гулко и протяжно. С волками жить по-волчьи выть. Открылась дверь с кухни и мне кинули грязное одеяло. И на том спасибо, а то замёрзла.

Утром я проснулась от скрипа двери. Выглянула из-под одеяла, в меня полетело несколько красных яблок. Больше он в это день не приходил. Яблоки оказались жестоко-кислыми, хотя на вид прекрасны. От них живот загудел ещё больше. Постаралась размяться, поделать зарядку, но без еды быстро устала. Целый день пела песни.

— Я плясала, я резвилась,

Песни пела лай-ла-лай.

Ты мне, чудище лесное,

Пирожок мой отдавай…,- затянула я финскую польку, путаясь в замудренном припеве.

А ночью опять выла, но оборотень больше не пришёл.

Следующий день начался с соплей, глубоким унынием и разочарованием в своей никчёмной жизни. Больше не пела и не вставала. Почти всё время спала, несмотря на голод.

Очнулась, как в бреду, Ильич мне в рот грязные тряпки пихал, и делал это очень быстро, словно торопился. Я стала сопротивляться, вцепилась в его мохнатое ухо и попыталась его оторвать. Билась, извивалась. Оборотень вставил мне кляп, и завязал сверху верёвкой. Заломив руки за спину, дал мне по попе нормальных таких увесистых шлепков. Даже через джинсы припечатал так, что кожу зажгло.

Связав меня по рукам и ногам, быстро вытащил, в дом неся, как корзинку и намертво привязал к перевёрнутому столу. Я огляделась, опять всё верх дном, всё валяется, грязно, в добавок бочки упали, рассыпались соль и мука. Жалко, можно было бы ещё лепёшек напечь.

Я сидела без движения и без права что либо сказать и тут в дверь постучали. Оборотень, накренившись вперёд, что зрительно уменьшало его рост, пошел к двери. Из-за печи я не видела гостя, но услышала. Это был мой дед Стасик.

8

Они вошли в дом. Но дальше прихожей не двинулись. Дед обстановку оценит, поймёт, что человека здесь нет, такой беспорядок. А мой рюкзак, наверно, убран, как и я. Оборотень привязал меня к столу за печкой. Ни дед меня, ни я деда не увидели. Слышала громкий голос Стасика. Он всегда говорит гулко, потому что слышит плохо. Мои мычания сквозь кляп остались им не замеченными. Сколько бы я не билась, пытаясь подать деду знак, что я рядом, ничего не выходило. Кожу натирало, верёвки слишком сильно меня прижимали к ножкам мощного стола.