Полонез

Оказывается, несколько месяцев назад этот самый чиновник, инспектируя поветы Мазовецкого воеводства, приехал в Калушинское гминство. Здесь случайно познакомился с Кристиной и влюбился по уши. Она тоже. С тех пор приезжал в Калушин раз в две-три недели и встречался с девушкой. Так-то собой человек видный, нестарый и вроде не бедный. Но вот беда – русский… Правда, по отцу. Мать-то полька, из Варшавы. Он и по-польски говорил, как на родном языке. Полукровка, значит. А всё одно – русский.

– Вансовские, понятно, не хотели, чтобы дочка встречалась с москалём, – уныло бубнил староста. – Невместно же польской девушке с русским якшаться. Но от дома ему не отказывали. Попробуй откажи, если при самом наместнике служит. В городе тоже косились. А Кристя и слушать ничего не желала. Мол, скоро поженимся и уедем в Россию. Светилась вся. Одно слово, – баба. Коли втюрится, так хоть кол на голове теши! А ведь предупреждали её, что добром не кончится…

Хлюпнув носом, замолчал. От клокотавшего внутри бешенства Каминский на миг прикрыл глаза.

– Предупреждали, говоришь? – переспросил чуть ли не шёпотом. – Ну, теперь молись, староста. Добром точно не кончится. – Не выдержав, гаркнул: – Да Паскевич за своего чиновника тут камня на камне не оставит! Считай, что на весь Калушин уже кандалы заготовлены!

Побагровевший староста, задыхаясь, рухнул на колени. Умоляюще протянул к следователю руки.

– Богом святым клянусь! – прохрипел сквозь надсадный кашель. – Мы-то что… Мы-то здесь при чём?

– А кто девушку с чиновником сгубил? Кто? Дух святой, что ли?

– Да не мы это!.. Мы тут люди мирные, тихие…

– Это ты по пути в Сибирь медведям будешь рассказывать!

Староста беззвучно заплакал, хватаясь за грудь. Каминский перевёл дух и продолжал тоном ниже:

– «Ни при чём», «тихие, мирные»… Это не разговор, – схватив старосту за шиворот, поднял с колен и повернул к трупам. – Смотри, старик, хорошенько смотри!.. Городишко крохотный, людей наперечёт. Вот и скажи мне: кто зверство сотворил? Это ж не убийство даже, это какое-то жертвоприношение… Кто из ваших на такое способен?

– Из наших никто, – тихо и твёрдо сказал староста. Помолчав, добавил: – Это другие сделали…

Взяв старика за плечи, Каминский слегка встряхнул. Посмотрел прямо в глаза:

– Те, которые в лесу?

– Они. Как бог свят, они…

– Значит, «народные мстители»?

Старик закивал, боязливо поглядывая на следователя.

В общем-то Каминского такой поворот событий не удивил.

Лишь полгода прошло, как подавили восстание. Армия своё дело сделала, но очаги сопротивления остались. Обстановка в Польше напоминала торфяной пожар. Вроде и пламени нет, а под ногами горячо и от дыма не продохнуть. Годами тлеет… Мутили воду в подполье недовольные и непокорённые. Масла в огонь подливали вожди-эмигранты. В лесах прятались банды «народных мстителей», кроваво защищавших свободу Польши и поляков от москалей.

Этих-то банд страшились больше всего. Под знаменем «Польши единой и неделимой в границах 1772 года» вчерашние крестьяне, студенты, ремесленники сбивались в стаи по двадцать-тридцать человек и беспощадно воевали со всем, что было в Царстве Польском русского. Шайки с невероятной лютостью нападали на солдат и офицеров из российских гарнизонов, убивали русских купцов, чиновников и путешественников. Непроходимые польские леса надёжно защищали «народных мстителей» от преследований власти, и неуловимость бандитов вошла в поговорку.

Страдали от своих «защитников» и соплеменники-поляки, вынужденные их кормить-поить и снабжать всем необходимым. Но это бы ладно. Страшнее, что любой, кого заподозрили в симпатиях или хотя бы просто в нормальном отношении к России и русским, мог стать жертвой «народных мстителей». Таких похищали и убивали на страх и в назидание другим.

Не врёт староста. Трагедия на окраине Калушина – не что иное как показательная казнь польской девушки, осмелившейся любить москаля, и москаля, который дерзнул посягнуть на польскую девушку. Затащили в пустой дом и зверски лишили жизни, а потом ушли в лес… И как лояльный чиновник системы российского наместничества следователь Каминский обязан расследовать дело, чтобы найти и покарать убийц.

Но ведь он ещё и чистокровный поляк со шляхетскими корнями, который вместе с другими поляками скорбит об утрате национальной независимости. И те, кого он должен искать, – по сути, с ним в одной лодке. Свои. Вот только борются за святую свободу сатанински жестоко.

И как ему, следователю, быть? Не впервые думал об этом, совсем не впервые…

Отпустив плечо старика, Каминский достал платок и вытер пот со лба. Душно было в доме. И этот застоявшийся пыльный воздух, пропитанный запахом крови…

– Пан Войцех, трупы свежие, – деловито сообщил врач, закончивший осмотр. – Вскрытие покажет, но думаю, что ещё полсуток назад люди были живы-здоровы. – Снял резиновые перчатки и принялся протирать руки спиртом. – По моей части всё. Как только составите протокол, можно увозить в повет, в морг.

– Спасибо, пан Михал…