Полонянин

– Я вижу, тебе совсем невмочь, – сказал он и сунул мне под нос дурно пахнущую миску с мутной жидкостью. – Тебе надо это выпить.

– Угу, – простонал я.

– Давай помогу. – Путята подсунул мне ладонь под шею и приподнял голову. – Смотри не захлебнись только.

Я набросился на варево. Жажда оказалась сильнее отвратного запаха. Питье было гораздо лучше, чем я мог ожидать. Чуть горьковатое, оно казалось странно приятным, легким и благодатным. Жажда отступила прочь. В голове стало проясняться, а противная мелкая дрожь, от которой я никак не мог найти спасения, улеглась.

– Да, – сказал Путята. – Белорев знал, что для мужика самое важное лекарство надобно, когда он от похмелья пробуждается. Три года я у него выпытывал, чем он батю моего от недуга похмельного отпаивал. Даже после посвящения он мне секрет не открыл. И ведь главный секрет не в составе, а во времени приема…

– Но секрет-то ты добыл? – я наконец смог говорить.

– А как же? – улыбнулся болярин. – Когда я со Святища сиганул, он же меня по кускам собирал. Все боялся, что не выживу я. А когда совсем приперло, мы с ним сделку заключили: я живым в Яви остаюсь, а он мне свою тайну открывает. Я выиграл.

– Ну и что это?

– Так это же олуй [39], княжич! Обычное пиво, но вовремя поданное и от того целительное. Ну и как?

– Отпускает!

– Я же говорю: Белорев – знахарь доподлинный.

Мне действительно стало лучше, и даже в мыслях появилась некая легкость.

– А теперь вот это еще прими, и совсем тебе хорошо будет. – Он протянул мне маленький кувшинчик.

Я опрокинул его, сделал несколько глотков и… провалился в беспамятство…

Меня резко подбросило вверх, и я пришел в себя. Я висел поперек седла, а конь подо мной крупной рысью уносил меня неизвестно куда.

Кляп во рту мешал дышать. Руки и ноги связаны. Холодный ветер выдувает остатки хмеля из моей головы. Я попытался наземь соскользнуть, но не смог. Крепкий ремень притянул меня за пояс к луке седла. Под копытами хрустел снег. Белый снег и ноги коня – все, что я мог разглядеть.

– Путята, стой! – услышал я окрик и понял, что конь подо мной перешел на шаг, а потом и вовсе остановился.

– Уйди с дороги, Соловей! – услышал я голос моего похитителя. – Не доводи до лютого! Не заставляй меч из ножен вынимать.

– Неужто на меня с мечом пойдешь?

– Не хочу я этого, оттого и остановился. Но, коли мне препон ставить станешь, боем бить тебя буду.

– А нас тоже боем бить станешь? – услышал я новый голос.

– Ярун?! Вы же с Зеленей по девкам пошли…

– Не дошли, как видишь, – голос Зелени я сразу узнал.

Значит, без ведома побратимов Путята решил меня из Киева умыкнуть. Да что он, совсем с головой рассорился?

– Оба здесь, – сразу поник болярин. – Он же малец-желторотик, убьют же его, только повод найдут и убьют. Да поймите же вы…

– Да будет тебе, – сказал Соловей спокойно. – Понимаем мы, что над тобою месть верховодит. Жрет тебя, как огонь головешку, потому и боль свою ты чуешь, а боли других не замечаешь. Или думаешь, что Чернигов и Смоленск под пяту варяжскую с радостью легли? А может, забыл, как в Нове-городе старушка под колоколом вечевым плакала и Рурика кляла? Не только земля Древлянская справедливости жаждет. И не хуже тебя я знаю, что такое Добрый для Богумировых потомков [40].

– Так чего ж вы тогда?!

– А то, что малец нам велел на время в покое его оставить. А значит, так ему надобно…

Пока Соловей с болярином разговоры разговаривали, Зеленя с Яруном меня от седла отчалили, на землю опустили, руки развязали, кляп изо рта вынули.

– Путята! – заорал я. – Болярин младшей дружины, Путята! Ко мне!

Не ожидал он такого, а и никто не ожидал, даже я. Гляжу, а он с коня соскочил и ко мне бросился. Подбежал и на колено передо мной встал.

– Кто я для тебя?! – спросил я его.

– Грядущий князь земли Древлянской, – отчеканил он.

– Так какого же ты хрена, болярин, грядущего князя опоил и умыкнул, точно телка-подсоска?

– Так я…

– После оправдываться будешь, – поднял я руку, призывая к молчанию. – А сейчас скажи: или я глупее тебя?

– Нет, княжич, – покачал он головой.

– Тогда слушай меня, болярин, если бы мне сбежать было надобно, я бы еще на охоте ушел, и без твоей бы подмоги. Но понял я, что больше земле своей пользы принесу, коли Киев под моим присмотром побудет. А посему велю тебе меня обратно в город доставить, самому после ристания уйти спокойно и хоробров за собой увести. Далее сидеть тихо, власти варяжской не перечить, смут не заводить. И еще, – вздохнул я, – не убьют они меня, не переживай.

– Как так? – спросил растерянно Ярун.

– И долго ли ждать знака твоего? – одернул его Соловей.

– Может, год, а может, десять, – усмехнулся я. – Пока у варягов слабины не почую да знак не подам. Ясно, болярин?

– Ясно, княжич. – И с колена встал, подпругу у коня моего подтянул. – Чего сидишь-то? Застудишься, как завтра на стрельбище выйдешь?

– Вспомнила бабка здоровых сисек… – рассмеялся на это Соловей.