Польша и Россия в первой трети XIX века

Наряду с солдатом-крестьянином и унтер-офицером – сверхсрочником или ветераном, наиболее типичной фигурой в армии Королевства был доброволец-шляхтич или доброволец-интеллигент, происходивший из горожан. Такие «охотники» именовались кадетами, то есть кандидатами на офицерский чин. Число кадетов было невелико и в каждом полку ограничено. К тому же командиры полков принимали кадетов на службу неохотно. В значительной мере это объяснялось стремлением сохранить замкнутость, корпоративную обособленность шляхетского офицерского корпуса, не допустить в него «новых людей» из других сословий. Выходцев из общественных низов, изъявивших желание служить нижними чинами, принимали в армию без особых ограничений. Общее число добровольцев в армии Королевства неизвестно. Можно сослаться только на заявление в 1825 г. Правительственной военной комиссии о «большом числе добровольцев разных сословий, бежавших со службы»¹¹⁴

. Однако очевидно, что «большое число» относилось к числу побегов, а не к общему числу «охотников» в армии.

Офицерский корпус армии Королевства можно условно разделить на две особые группы: офицеры новой формации и офицеры времени Наполеона. Офицеры первой группы, поступившие на службу после 1815 г., не имели значительной выслуги, отставали по времени производства в чин от своих сослуживцев. В мирное время они не имели боевых заслуг и вследствие ограниченности штатного состава армии медленно продвигались по службе, оставаясь в обер-офицерских чинах. Уже после подавления восстания 1830-1831 гг. в среде Великой эмиграции было установлено, что только один офицер новой формации (некто Крушевский) к 1830 г. дослужился до чина капитана, а первый штаб-офицерский чин получил уже во время восстания. Крушевский говорил, что когда 6 апреля 1831 г. стал майором, то был первым майором в Польском войске, не имевшим за плечами наполеоновской кампании¹¹⁵

. Ко второй группе относились офицеры – участники наполеоновских походов. Их выслуга ко времени создания армии Королевства Польского была около 15 лет, они обладали заслуженным личным авторитетом, высокими чинами и имели боевые награды. Уже поэтому наполеоновские ветераны занимали высшие командные должности в Польской армии. Обе эти группы решительно различались между собой как по жизненному опыту, по уровню боевой и тактической подготовки, по продвижению по службе, так и по психологии и складу характера. Указанное различие между этими двумя группами еще более усугубляло в Польской армии типичное для всякой военной организации неравенство между старшими и младшими офицерами и порождало определенное недовольство среди последних, что, в частности, и сказалось на их решении принять участие в восстании.

Молодой человек, стремившийся сделать военную карьеру в Польской армии, намеревавшийся достичь высоких чинов и попасть в верхи офицерского корпуса, должен был начать службу кадетом, а затем поступить в Школу подхорунжих. Кадеты в полках принадлежали к «среднезажиточной» шляхте. Очень часто, поступая в армию, они уже имели законченное лицейское, а иногда и университетское образование. Кадеты, в отличие от других «охотников», не подлежали телесным наказаниям, освобождались от внутренних работ (если находили заместителя), носили форму из тонкого сукна и в короткий срок (до двух месяцев) получали унтер-офицерский чин. По истечении 4-5 лет службы в полку кадет переходил в Школу подхорунжих. 28 июля 1815 г. были основаны две такие школы: одна – для пехоты, вторая для – кавалерии ¹¹⁶.

Современники, особенно польские офицеры, с неодобрением отзывались об уровне военного образования в Польской армии при Константине Павловиче. Как вспоминал И. Коморовский, в Школе подхорунжих пехоты большая часть учебного времени отводилась строевой подготовке в ущерб тактическим занятиям, а тем более преподаванию стратегии. Только с 1824 г. в учебную программу были включены русский, французский и немецкий языки. Слушатели, желавшие заниматься самообразованием, практически не имели для этого свободного времени, помимо воскресений и праздников, поэтому они были вынуждены и в эти дни оставаться в казармах¹¹⁷. Однако приведенные мемуаристом факты свидетельствовали, что, в сравнении с аналогичными учебными заведениями в других странах, школы подхорунжих были отнюдь не на плохом счету, а отрицательные оценки автора воспоминаний объяснялись, скорее его негативным отношением к константиновским порядкам в Польской армии в целом.