Польша и Россия в первой трети XIX века

Однако критическое отношение к политическому устройству Королевства Польского, недовольство его обособленностью от России в русском обществе не исчезли. Критика существующего положения вещей исходила в том числе от бывших либералов, прежде близких декабристским кругам. Так, она нашла выражение в деятельности бывшего члена Союза благоденствия и публициста либерального направления, а с 1826 г. чиновника II Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии Н. И. Кутузова. В 1826 г. он подготовил и подал императору записку, озаглавленную «О состоянии Российской империи в отношении внутреннего ее устройства».

Подробно разбирая деятельность каждого из министерств и их влияние на государственное устройство, Кутузов обращал внимание на ущерб российской экономике, причиненный учреждением таможен на границе империи с Королевством Польским. По его мнению, было «необходимо уничтожить всякое разделение между областями государства» и отодвинуть таможни на границы Королевства Польского с Германией. Рассматривая польское государство как «область» государства российского, Кутузов указывал на «неисцелимый вред, который происходит от различия политических постановлений и преимуществ» Королевства Польского и всей империи. Публицист полагал, что события 14 декабря были следствием посеянных польской политикой Александра I надежд, сочетавшихся с недовольством: «…речь, обнаруживающая великое намерение Александра I дать и России подобные уставы, как электрическою силою потрясла сердца пылких русских: 1818 и 1819 годы были лета волнения умов; везде и все толковали о конституции: одни явно роптали на преимущества, дарованные Польше; другие, как открыло настоящее происшествие, положили в тайне и насилием достигнуть того, чего не могли получить явным старанием». Кутузов считал ошибочным предоставление важных политических привилегий «областям, приобретенным завоеванием»: эти привилегии порождают, по его словам, «зависть и роптание» среди «господствующего народа». «Опыты веков, устройство царств в настоящее время удостоверяют, что необходимо стараться не отделять завоеванные области, но, так сказать, слить понятиями, языком с покорителями. 1812 год доказал, что удаление от сего правила не может быть полезно. Польша подняла знамя независимости на призывный голос Наполеона и вторично, ежели останется в настоящем положении, поднимет его при нападении честолюбивого врага на пределы России. […] Преимущества, которыми пользуется Царство Польское […], поселили в душах русских ненависть», – утверждал автор записки.

Кутузов призывал правительство обратиться к опыту Екатерины II, политика которой по отношению к присоединенным польским землям «явно обнаруживает великое намерение свое, дабы грань инородия исчезла, и покоренные области слились с господствующим племенем славян». «Царство Польское, некоторым образом имеющее самобытное существование в гражданском устройстве, – заключал он, – не приносит никакой пользы России, купившей его ценою крови и великих жертв, [оно] есть не что иное, как нарыв на теле империи, который может заразить здоровые части и произвесть воспаление в целом составе»⁸⁶. Эти мысли Кутузов развивал и в дальнейшем, обратившись в 1836 г. к Николаю I с запиской «О необходимости уничтожения отдельных прав в губерниях, от Польши возвращенных».

Подобные идеи приобрели особую актуальность после восстания 1830-1831 гг., во время которого Польша вновь привлекла к себе внимание русского общества. Тогда былая зависть к полякам и искренние представления о Королевстве Польском как осыпанном царскими милостями оазисе благоденствия опять вышли на первый план. Именно они определили характерную для русского общества 1830-1831 гг. интерпретацию польского вопроса. Декабрист А. А. Бестужев, упомянутый А. Мицкевичем в поэме «Дзяды» как один из «русских друзей», писал: «Был чрезвычайно огорчен и раздосадован известием об измене варшавской. […] поляки никогда не будут искренними друзьями русских. Как ни корми волка […]. Никакого нет сомнения, что Царство Польское никогда не было так хорошо управляемо, как под русским владычеством, и масса народа выиграла, но дворянство их не забыло еще своевольных своих вольностей и скорее согласится быть несчастным по прихоти, чем счастливым по чужому разуму. Хольте их, они оперятся опять нашими перьями и опять забушуют. […] Кровь зальет их, но навсегда ли? Дай Бог»⁸⁷.