Польша и Россия в первой трети XIX века

На начальном этапе войны русская армия оказалась в очень трудном положении. Рассредоточенные соединения не давали возможности вести достаточно эффективную оборону, началось поспешное отступление. В начале августа 1812 г., после того как русские войска оставили Смоленск, главнокомандующий армией М. Б. Барклай де Толли был заменен М. И. Кутузовым ¹⁵⁶

. Русские войска продолжали отступать. 26 августа (7 сентября) между русской и французской армиями произошло кровопролитное сражение при Бородино. 1 сентября состоялся совет в Филях, на котором было решено оставить Москву. Наполеон, понимая, что армия его истощена и не имеет для своего усиления ни материальных, ни людских резервов, опасаясь предстоящей зимы, предложил через командовавшего арьергардом А.Лористона, бывшего до войны французским послом в Петербурге, заключить мир, но Кутузов решительно отказался¹⁵⁷

. Наполеон вынужден был покинуть Москву. Он хотел возвращаться другим, не прежним путем, через Калугу, но его войска были остановлены под Малоярославцем. После длительного противостояния с конца сентября по начало октября 1812 г. и победы русских войск под Тарутином 6 (18) октября 1812 г. французам пришлось отступать по старой дороге, проходя через разоренные войной города, села и деревни. К тому времени русские войска, получившие передышку, увеличили свои ряды.

Александр I, как и всегда, придавал большое значение мерам, направленным на формирование общественного мнения. В разговоре с М. Огиньским император сказал: «Если Бог поможет, что нам удастся очистить от неприятеля не только русские области, но и Белоруссию и Литву», то тогда он обратится с воззванием к польским подданным империи. Александр I подтвердил, что имеет в виду планы, о которых говорил еще до войны, при этом никакие преследования или «возмездия» не будут иметь места. Однако таких действий, считал Огиньский, недостаточно: чтобы привлечь к себе польское население «занятых неприятелем областей, в воззвании следует высказать надежду на восстановление Польши». «Само собой разумеется», – согласился император, сделав все-таки оговорку, что время для этого еще не пришло. Он обратился к князю с просьбой заблаговременно сочинить воззвание к полякам, а пока уполномочил его «объявлять», что российский император «решился восстановить Польшу»¹⁵⁸

. 7 октября 1812 г. Огиньский представил Александру I проект рескрипта Кутузову и проект воззвания к полякам. Предвидя благоприятный для России исход войны, князь говорил императору, что ему «остается только извлечь из нее пользу, установить на прочных основаниях политическую систему Европы и оградить на будущее время границу России, сделав Польшу ее оплотом». «Воззвание о провозглашении Вашего Величества польским королем, – заявил он, – было бы, без сомнения, действительнее обещаний». Поскольку русские войска приближались к границам Польши, «Витгенштейн перешел Двину, а Чичагов находится в Минске», в высшей степени важно, настаивал Огиньский, чтобы эти генералы «обратились с масличною ветвью»¹⁵⁹

. Он предостерегал, что в противном случае поляки могут начать национальное восстание или же покинуть свою родину. Затем снова речь зашла об общественном мнении, на этот раз – российском. Огиньский полагал, что в Петербурге «все отзовутся утвердительно на вопрос: должна или не должна быть восстановлена Польша на предложенных мною основаниях». Пытаясь склонить Александра I к скорейшему провозглашению себя польским королем, Огиньский находил дополнительные аргументы: союзники положительно оценят такой шаг – «залог сильных средств к борьбе с врагом». Англия, утверждал он, одобрит, потому что это принесет ей выгоду. Вся Европа отнеслась бы «благоприятно» к восстановлению Польши, так как видела бы в ней преграду между Россией и остальным континентом. И с присущим ему лукавством Огиньский добавил, что это выгодно и самой России: «На самом деле преграда эта придавала бы России превозмогающий перевес и обеспечивала бы ее от неприятельского нападения». Некоторое опасение, по его мнению, вызывала Австрия, но, учитывая ее критическое положение, можно было рассчитывать на ее согласие и более того – потребовать от нее возвращения Галиции, естественно, за соответствующее вознаграждение. Говорил князь и об экономических интересах части русского дворянства: те, кто лишился в бывших польских провинциях владений, будут лично заинтересованы в таком решении польской проблемы ¹⁶⁰.