Польский пароль

А вечером с приближением сумерек спустились в село, огородами пробрались к тому самому дому, в подвале которого Братан и Гжельчик два дня назад упрятали ивовую корзину грузового парашюта.

И здесь, в подвале, обнаружили сержанта Анилью…

Она бросилась Полторанину на грудь, повисла, цепко обхватив руками его шею. Молчала — ни слез, ни всхлипываний.

Слезы были потом, когда она рассказывала о случившемся.

Полторанин с Юреком оказались правы: все произошло так, как они и предполагали, обшаривая лесную поляну.

Первую ночь ребята ночевали в лесу: лейтенант Братан решил повременить, изучить как следует обстановку в селе и сам сходил на разведку. А вечером на другой день в долине появились эсэсовцы. Их было много, наверное до батальона, они растянулись цепью почти на два километра. Нет, немцы не нацеливались только на высоту 247, а захватили ее лишь своим правым флангом.

Что предприняли десантники?

Братан помог ей надеть лямки рации и приказал уходить сюда. А сам собирался следом — не один, а вместе с Сарбеевым (его надо было нести — с ногой у Ивана сделалось совсем плохо — ее страшно разнесло).

Да, это было вчера вечером. Около восьми часов — как раз начинался дождь. Уже в огороде она услыхала автоматную стрельбу, потом взрывы гранат.

Она ждала всю ночь не сомкнув глаз: или ребят, или эсэсовцев. Вот приготовила две лимонки…

— Сегодня утром по графику вышла на связь. Передала только один сигнал: «Ждите». — Анилья виновато умолкла, взглянула на Полторанина вопросительно: правильно ли она сделала?

— Правильно, — кивнул командир. — Пусть знают, что мы действуем. А подробности в очередной сеанс. Что передал центр?

Анилья протянула раскодированную радиограмму, посветила фонариком: «Держите связь танковым десантом резервной волне круглосуточно».

— Живем, братцы! — радостно сказал Полторанин. — Фронт перешел в наступление!

Хотя и темно было в погребе, он сразу же почувствовал, что в радости своей не то чтобы одинок, а несколько неуместен. Примолкла рядом Анилья, а капрал Гжельчик глухо произнес из своего угла:

— Да… Мы-то живем…

Он, конечно, имел в виду погибшего на переправе Янека, Братана и Сарбеева — боевых своих побратимов. Теперь совершенно ясно было, что с высотки они не ушли умышленно, остались там на верную смерть, чтобы дать возможность благополучно уйти Анилье, чтобы надежно обрезать перед эсэсовцами ее следы.

Рация живет ценой жизни Братана и Сарбеева, и забывать об этом они не должны. Ни сегодня, ни завтра.

Именно это хотел сказать капрал Гжельчик…

Полторанин опять ощутил чувство вины перед погибшими товарищами, то самое — горькое и гнетущее, — которое приходило к нему утром на мокрой от дождя лесной поляне. Оно знакомо было еще с июля сорок первого, как и многим другим, выжившим, уцелевшим в боях, — оно приходило всегда после очередной кровопролитной схватки, как ощущение жгучей и печальной вины. Будто они, живые, чего-то не смогли, не сумели сделать ради спасения своих товарищей…

После всего случившегося вывод мог быть только один: ждать. Не предпринимая никаких активных действий. Собственно, именно так было и договорено на встрече Полторанина с командиром польского партизанского отряда.

…Через три дня они наконец получили радиограмму из «Батальона хлопски», о возможности встречи с Н. в условленном квадрате.

В тщательно вычищенном, даже отглаженном (стараниями Анильи) обмундировании Полторанин и Гжельчик уже с рассветом ушли в лес. Все было продумано и предусмотрено, лишний раз проверено: от значков и медалей на мундирах до жезла и подлинных документов парного патруля дорожной фельджандармерии. К сожалению, им недоставало только мотоцикла с коляской, положенного в таком случае.

К развилке дороги, где должна была произойти встреча. они прибыли заблаговременно и в порядке репетиции остановили, проверили несколько машин — только грузовых, где сидели водители-солдаты. Все прошло естественно, «гауптман» Гжельчик уверенно справлялся со своей ролью, поэтому решили не злоупотреблять, не дразнить гусей, и снова укрылись в придорожной дубраве.

Машина с условным знаком — зеленой веткой, будто случайно застрявшей у подфарника на переднем бампере, — появилась неожиданно: они никак не ожидали приезда «гостя» на столь шикарном «опель-адмирале».

Пришлось патрулю спешно бежать на дорогу и выбрасывать жандармский стоп-жезл. Машина сразу резко затормозила.

Открыв переднюю дверцу «опеля», появился приземистый фельдфебель и не особенно учтиво издали спросил (как-никак шофер большого начальника):

— Вас ист лос?[36]

«Обер-ефрейтор» Полторанин, узнав по приметам «партизанского зятя» (студенческий ромбик на правой стороне мундира), кинулся было к машине, чтобы произнести парольную фразу, однако «гауптман» крепко схватил его за локоть, а шоферу раздраженно крикнул:

— Комм цу мир![37] — и, только просмотрев документы подошедшего фельдфебеля, шутливо улыбнулся: — Все в порядке. Однако не займешь ли ты нам двадцать пфеннигов, приятель?

— Охотно, герр гауптман!

— Тогда пойдем проверим твоего шефа.