Полтора квадратных метра

- В область едем. "Малашку" ждем. А тут места знакомые. Сидим вот, пруды вспоминаем, - сказал Павел Семенович.

- Да что вы помните!

- Мы-то? - оживилась Мария Ивановна. - Даже острова помним. На котором острове сирень росла, на котором жасмин.

- Было, было, - закивал старичок. - Да что пруды?! Фанталы били. Белые лебеди плавали... Какие же были аллеи! Перекрещенные и так, и эдак. И кирпичом выстланы. На ребро клали кирпич-то.

- А вы что, работали в саду? - спросила Мария Ивановна.

- Всякое случалось, - уклончиво ответил старичок. - Сад был бога-атый. Дерева все заграничные посажены. Вот, бывало, начнет снег выпадать - они и зацветут.

- Зачем же они в такую пору зацветали? - спросил Павел Семенович. Цвет померзнет.

- На то они и заграничные. Им своя задача дадена от земли. А по нашей природе несовпадение, значит. Но поскольку диковинка - ценность имеет.

- Вы, случаем, не здесь живете? - спросил Павел Семенович.

- Здесь, при церкви, то есть при мукомолке. А что?

- Попить захотелось.

- Пойдемте.

Старичок провел их к тыльной стороне церкви, где к беломраморному высокому полукружью прилепилась кирпичная сторожка о двух окнах. Они вошли в нее; там, в глубине, оказалась еще и железная кованая дверь, ведущая в церковь. Старичок отворил ее и нырнул за высокий тесаный порог.

- Идите сюда! - позвал он, как из колодца.

Они вошли в темную сводчатую комнату.

- Это кадильня, - сказал старичок. - А сюда батюшка в ялтарь ходил, указал он на мраморную лестницу, сворачивавшую винтом за округлую мощную колонну. На лестнице стоял у него бачок с водой и кружка. - Пейте на здоровье!

Вода была холодная до ломоты в зубах.

- У вас здесь прямо как в погребе, - сказала Мария Ивановна.

- Я зимой живу в пристройке. "Буржуйку" ставлю там.

Стук мукомольного движка доносился сюда совсем глухо, как из подпола.

- И стены и перегородки толстые. Смотри-ка, в одном конце работают, в другом не слыхать. Ну и церковь! - сказала Мария Ивановна.

- На века ставилась! Верите или нет, с одних кумполов взяли пятнадцать пудов золота. А теперь вот крыша течет, - сказал старичок.

Они просидели на пороге сторожки до самой темноты. Старичок все рассказывал и головой качал:

- А вот тут стояло дерево - азовские орехи по кулаку на нем росли. Вон там клуб был. У-у! Замечательный. Со всех держав приезжали сюда смотреть. Такой постройки мы, говорят, боле нигде не видали.

- Куда ж он делся?

- Хрестьяне растащили. Да что там клуб! Все яблони в коллефтивизацию перепилили, скамейки поломали... Ограды железные с могил и те порастащили.

- А барин откуда все это взял? - с неожиданной ненавистью спросила Мария Ивановна. - Тоже награбил!

- Известно, - согласился старичок. - Но вы на это еще взгляните: ведь его самого не потревожили. Он поженился на учительнице и работал до самой коллефтивизации. А жена настоящая от него отшатнулась.

- Где же он работал при советской власти? - спросила Мария Ивановна, которую все более завлекала судьба этого необычного барина.

- В Пронске. Он там построил прогимназию и еще до революции ездил туда учить. Охотник был до этого дела. Он ведь при Думе состоял. Однова сказал там. "Зачем нам столько земли? Давайте ее раздадим по хрестьянам". Баре так рассердились на него, что отлили ему чугунную шляпу и калоши.

- Чудно, - усмехнулась Мария Ивановна. - Что ж он, выходит, твой барин-то, революционером был?

- А кто его знает! Мужичонко он был гундосенький, немудрящий, тощой. Вот главный управляющий был у него мужчина видный. На что вам, говорит, все это строить? Вы на одни процента проживете. А он ему: а люди на что жить будут?

- Ха! Он что ж, о крестьянах заботился? - спросила опять с недоверием и злостью Мария Ивановна.

- Известно. А то о ком же? Ежели у вас, к примеру, лошадь пала, то справку принеси ему из волости - он тебе денег на лошадь дасть. Вот ковда революция случилась и запрос сделали: как с ним быть, при этой волости оставить его или унистожить, то все селения дали на него одобрение.

- Я чего-то не пойму никак. Вы довольны, что революция произошла, или нет? - в упор спросила Мария Ивановна.

- Ты в себе, Марья? - сказал Павел Семенович как бы с испугом.

- Отчего ж недоволен, - невозмутимо ответил старичок. - Тут нам землю дали. Мы в двадцатых годах зажили куды с добром. Вот меня считали раньше лодырем? А как мне землю дали, я их же обгонять стал.

- Подожди ты, не горячись! - Павел Семенович тронул за плечо Марию Ивановну и к старику: - Вы мне вот что ответьте. Должен человек знать или нет, для чего он живет?

Блеклые, как стираная сарпинка, глазки старика оживились, заблестели:

- Раньше говорили: не спрашивай. Служи богу и обрящешь покой.

- А что есть бог? Вы-то как понимаете?

- Бог есть согласие жить по любви.

- Это верно! - Павел Семенович даже по коленке прихлопнул. - Именно все дело в согласии. Не то иной выдумает счастье и толкает тебе в рот его, как жвачку ребенку. На, пососи и ни о чем не проси! А если я не хочу такого счастья? Тогда что?

- Ну хватит тебе! Ты чего разошелся?! - Мария Ивановна сама стала одергивать Павла Семеновича. - Пойдем! Уже поздно.