Полуденные экспедиции: Наброски и очерки Ахал-Текинской экспедиции 1880-1881 гг.: Из воспоминаний раненого. Русские над Индией: Очерки и рассказы из

— Вот те на! От вас ли я это слышу, гард? Вчера или третьего дня еще целых пять часов сам же сидел под бруствером без обеда, чтобы подстрелить пару-другую текинцев, а сегодня пустился в миндальничание! Плюньте вы на свои нервы и будьте мужчиной.

Ну, убьют — опять же наплевать! Взгляните на меня — всегда я весел бесконечно…

— Пойду завалюсь-ка я спать, — порешил гардемарин и, простившись с Голиковым, направился по стенке в свою Калу.

Совсем стемнело. На темном небе зажигались мириады звезд, но их матовый блеск не мог рассеять мрака южного вечера… Приходилось идти очень осторожно, чтобы не споткнуться о глыбы глины, валявшиеся повсюду. Моряк шел от костра к костру, руководясь их мерцающим и неровно вспыхивающим пламенем как светом маяка. Вот он дошел до кибитки Алексея Николаевича Куропаткина, начальника Туркестанского отряда. При свете свечи, вставленной в бутылку, этот талантливый, всеми любимый молодой начальник рассматривал какие-то кроки и вместе с тем писал записки с приказаниями, переходившие сейчас же в руки двух его адъютантов.

Отдельные выстрелы за все это время не умолкали; гул их становился резче и резче по мере приближения гардемарина к траншее, соединяющей Охотничью Калу с Великокняжескою. Вот, наконец, и стена с выходом и траверс, устроенный на месте, где текинцы положили своими выстрелами немало-таки народу, в том числе и подполковника Николая Николаевича Яблочкова. Удушливый пороховой запах так и ударял в нос; в пространстве, окруженном стенами близлежащих укреплений, выстрелы особенно резко отдавались. Вдоль всей линии бруствера темнели силуэты наших стрелков; солдатики тихо переговаривались между собой.

Совсем близко виднелась вправо белая линия стен Геок-Тепе, нет-нет да и вспыхнет несколько огоньков поверх этой линии, раздастся в воздухе над головой свист или шуршанье пули и одновременный треск нескольких ответных выстрелов из траншеи…

— Кто это? — раздалось над ухом гардемарина, уже подходившего к концу траншеи — к мостику через Великокняжеский ручей, отделяющий Калу этого имени от Охотничьей.

— А, да это моряк, — послышалось затем, и от бруствера отделился силуэт командира роты Ширванского полка Лемкуля.

— Здравствуйте, поручик, — поздоровался моряк. — Вам эту ночь не спать?

— До спанья ли тут! Сейчас будут занимать наши плотину, как бы текинцы не сделали вылазки!

— Кто будет занимать? — спросил гардемарин.

— Наша 9-я рота, а 11-я будет прикрывать рабочих, строящих редут впереди Охотничьей Калы…

Гардемарин быстро перешел мостик и очутился перед дверью в Калу, дверь эта представляла из себя низенькую, проломленную в стене арку; молодой моряк пригнулся и прошел эту арку, но у входа в Калу дорогу ему загородил штык, направленный часовым в грудь.

— Стой! Кто идет?

— Свой, офицер! — последовал ответ.

Часовой отступил на шаг, и гардемарин очутился наконец в давно знакомом маленьком четырехугольнике. Все пространство освещалось несколькими кострами, около которых толпились солдатики, не занимавшиеся варкой пищи, а пользовавшиеся светом пламени для осмотра винтовок и патронных сумок.

Заметно было оживленное движение, охотники подпоручика Воропанова были выстроены во фронт, и сам их командир, одетый в черкеску верблюжьего сукна, с бердановскими патронами в газырях, говорил им, по обыкновению заикаясь, речь:

— Э… чтобы того вы, э… не палили у меня, э, э… зря… команду слушать, э… А то перебью, э, э… сам как собак, э!.. Да не шуметь… того… Разойтись, пока!

Гардемарин подошел к поручику, который, распустив команду, оперся о стену спиной и чиркал о черкеску спичкой, не желавшей никак загореться…

— Э… моряк, э… дайте огня, — обратился он к гардемарину.

— Гребенщиков! — крикнул молодой моряк.

— Есть! — донеслось откуда-то из пространства.

— Принеси уголек закурить!

Через минуту молодой матросик в шинели в рукава бежал к двум офицерам, перекидывая из руки в руку раскаленный уголь.

— Э… Э… вот молодец… — похвалил Воропанов, закуривая.

— Рад стараться, ваше благородие! — вытянулся матрос и исчез немедленно во мраке.

— А… А… вы знаете, моряк… э… что вы будете… э… э… сегодня комендантом Охотничьей… э… Калы?

— Нет не знаю, да и это невозможно, — ответил удивленный гардемарин.

— Ку-Куропаткин говорил мне! Э… э… Да вот и он! Пойдите к нему…

Алексей Николаевич Куропаткин стоял в середине Калы и разговаривал с инженерным капитаном Масловым.

— При такой темноте текинцы почти наверняка попытаются сделать вылазку и уничтожить наши работы, — говорил Алексей Николаевич. — Нам поэтому важно занять сначала плотину, откуда уже можно будет сильным ружейным огнем оборонять вновь закладывающийся редут.

— Когда же двинутся наши на плотину? — спросил Маслов.

— Через десять минут, самое большое. Одновременно с ними пойдут и охотники поручика Воропанова, которые должны залечь вправо от нашей Калы за стенками, шагах в пятидесяти от неприятеля… А, вот и вы, — обратился Куропаткин к гардемарину, уже несколько времени стоявшему около в ожидании конца беседы начальника отряда с капитаном Масловым.