Полукороль

— На юг, — сказал Ярви.

— Откуда ты знаешь?

— Мох растет на западной стороне стволов.

— Овцы означают тепло, — сказал Ральф.

— Овцы означают еду, — сказал Джод.

Ярви не сказал, о чем он думал. Что овцы означают людей, а люди могут не оказаться дружелюбными. Но, чтобы выбирать из вариантов, их должно быть больше одного.

— Я останусь с ней, — сказал Анкран. — Приведите помощь, если сможете.

— Нет, — сказал Джод. — Пойдем вместе. Теперь мы все напарники по веслу.

— Кто ее понесет?

Джод пожал плечами.

— Когда надо поднять груз, лучше поднимать, а не стонать. — Он засунул руки под Сумаэль, скривился и поднял ее. Немного покачался, уложил ее дергающееся лицо на плечо и без слов пошел на юг, высоко держа голову. Сейчас она, должно быть, весила немного, но Ярви был таким голодным, уставшим и замерзшим, что это казалось почти невозможным.

— Я пожил немало, — пробормотал Ральф, удивленно глядя вслед спине Джода. — Но никогда не видел ничего прекраснее.

— Я тоже, — сказал Ярви, поднимаясь и торопясь следом. Как он мог жаловаться, сомневаться или спотыкаться, видя перед собой такой урок силы?

Как мог жаловаться любой из них?

22. Доброта

Они собрались в мокром кустарнике и смотрели на усадьбу.

Одно здание было каменным, и таким старым, что казалось, вросло прямо в землю. Над покрытой снегом крышей поднималась тонкая струйка дыма, отчего рот Ярви наполнился слюной, и кожу закололо от призрачных воспоминаний о еде и тепле. Другое здание было амбаром, где держали овец, — оттуда иногда доносилось блеянье. Похоже, амбар сделали из корпуса перевернутого вверх дном корабля, хотя Ярви понятия не имел, как его можно было затащить так далеко от моря. Другие постройки были грубо срубленными сараями, которые почти скрывал нанесенный снег. Между ними торчали заостренные колья забора.

Прямо перед входом, у полыньи, с удочкой, лежащей на паре веточек, сидел закутанный в меха мальчик, и время от времени громко шмыгал носом.

— Это меня беспокоит, — прошептал Джод. — Сколько их там? Мы ничего о них не знаем.

— За исключением того, что они люди, а людям никогда нельзя доверять, — сказал Ничто.

— Мы знаем, что у них есть еда, одежда и кров. — Ярви посмотрел на Сумаэль, замотанную в каждую тряпку, что они смогли отдать, и это было не так уж много. Она так сильно дрожала, что ее зубы стучали, губы стали серо-голубыми, как сланец, веки закрывались, открывались и снова закрывались. — То, что нам нужно для выживания.

— Тогда все просто. — Ничто размотал ткань с рукояти меча. — Сталь это ответ.

Ярви уставился на него.

— Ты собираешься убить этого мальчика?

Ральф неуютно дернул плечами, но Ничто лишь пожал плечами.

— Если выбор между его смертью и нашей, то да, я убью его, и любого, кто бы там ни был. Могу им посочувствовать. — Он начал подниматься, но Ярви схватил его за порванную рубаху и утащил обратно вниз, обнаружив, что смотрит в его твердые, спокойные серые глаза. Вблизи не казалось, что они безумны. Вот это перемена.

— То же касается тебя, поваренок, — прошептал Ничто.

Ярви сглотнул, но не отвел взгляда и не отстал. Сумаэль рисковала своей жизнью за него на «Южном Ветре». Пришло время отплатить долг. И, кроме того, он устал быть трусом.

— Сначала попробуем поговорить. — Он встал, постарался придумать жест, который сделает его меньше похожим на оборванного попрошайку в крайнем отчаянии, и у него ничего не получилось.

— Когда они тебя убьют, — сказал Ничто, — будет ли сталь ответом?

Ярви вздохнул, выпуская пар.

— Буду на это надеяться. — И он зашаркал по склону в сторону зданий.

Все было спокойно. Никаких признаков жизни, кроме мальчишки. Ярви остановился примерно в дюжине шагов от него.

— Эй.

Парень дернулся, уронил удочку, отшатнулся и почти упал, а потом побежал к дому. Ярви мог лишь ждать и дрожать. От холода и от страха того, что случится. Нельзя надеяться на доброту людей, которые живут в такой суровой земле.

Они высыпали из каменного здания, как пчелы из сломанного улья. Он насчитал семерых. Все закутаны в меха, у каждого копье. У троих были не металлические, а каменные наконечники, но все сжимали свои копья с мрачной решимостью. Они молча подбежали и встали вокруг него полукругом, указывая на него копьями.

Ярви мог лишь поднять руки, пустые, за исключением грязной парусины, молча возносить молитву Отцу Миру и хрипло выкрикнуть:

— Мне нужна ваша помощь.

Фигура в центре воткнула копье древком в снег, и медленно подошла к Ярви. Она откинула капюшон, под которым оказалась копна светлых седых волос и изборожденное морщинами лицо, помятое от труда и непогоды, и некоторое время его изучала.

Затем шагнула вперед и, прежде чем Ярви смог отклониться, раскинула руки и крепко его обняла.

— Я Шидвала, — сказала она на общем наречии. — Ты один?

— Нет, — прошептал он, стараясь сдержать слезы облегчения. — Со мной мои напарники по веслу.