Полукровка. Сбежать от альфы

Они заворачивают в лазарет. Эрик в новой отглаженной белой сорочке и узких брюках поднимает вверх указательный палец, мол, подожди, точь-в-точь так же одетому Грэю. Похоже, собрались на переговоры.

– Как она? – голос альфы скрипит, словно несмазанная дверь. Не простил и вряд ли теперь забудет оскорбление.

– Надо сделать рентген и просканировать тело на предмет внутренних повреждений, – бубню монотонно, но изображаю умный вид.

– Как закончишь, верни в камеру, – Эрик мгновение сверлит меня злым взглядом и сразу переключается на Грэя: – Зато Рыжие думают иначе!

На этом они выходят и направляются обратно к лифту. Голоса удаляются и вскоре тают в тишине коридора. Устало опускаюсь на крутящийся стул. Я уже давно дал себе обещание избавить девчонку от Эрика, если он зайдет за грань. Зашивать ее после его жестоких игрищ – это одно, а выводить из комы – другое. Всему есть предел. И на этот раз Эрик явно перешел все границы. Я не прощу себе, когда в следующий раз ее не получится откачать.

Смотрю на нее, ощущая выступившую на лбу испарину. Капли пропитывают брови, скатываются в глаза. Зажмуриваюсь, промокаю веки пальцами. Встряхиваю головой. Следует просто сделать это.

Что может быть проще? Лишь ввести ей в вену пузырек воздуха. Анатомически она все же человек. Сердце остановится за считанные мгновения, девчонка ничего не почувствует… А Эрику скажу, что у нее внезапно произошло кровоизлияние в мозг. Он даже не узнает, что я намеренно уничтожил полукровку.

Порывистым движением выдвигаю ящик пристенного стеллажа, извлекаю пустой шприц, снимаю колпачок, отодвигаю поршень на пару делений. Я готов вонзить иглу в катетер капельницы. И дело с концом. Ну же! Давай! Замираю. Она слишком беззащитна. Слишком утомлена. Измучена. Обтянутые кожей ребра слабо поднимаются на вдохах. Эта полукровка не заслужила такой судьбы. И точно не виновна в том, что родилась у человеческой матери от волка-отца.

Решительно втыкаю шприц в катетер. Надо только надавить большим пальцем и все будет кончено. Ладони леденеют. Я никогда не страдал сентиментальностью. Являясь главным врачом одного из самых могущественных кланов, ты просто не можешь позволить себе распускать сопли. А тут… не могу. Не могу убить во сне какую-то поганую полукровку! «Поганую полукровку»… Даже эти слова приходится заставлять себя говорить. Как бы я ни убеждал себя, что ее грязная кровь не имеет права на существование, врачеватель во мне не позволяет уничтожить жизнь, которую я поклялся защищать.

Собираюсь с духом. Напрягаю пальцы. Костяшки белеют, но я все равно не могу вдавить поршень. Через пару напряженных мгновений в борьбе с собой отступаю. Отпускаю шприц. Наверное, надо попробовать двумя руками… Что за бред! Зажимаю шприц пальцами одной, ладонью второй собираюсь вбить поршень до основания… но краем глаза замечаю, что девчонка слегка дергает головой и открывает ошалелые глаза. Боязливо озирается, потом поднимает дикий взгляд к прикованной у изголовья руке. Тихо стонет, видимо, от боли в запястье.

Выдергиваю шприц и бросаю в контейнер с отходами. Я уже не смогу ее убить. Бездарно упустил единственный шанс.

Рассматриваю ее, точно она только что здесь появилась. Прозрачные голубые глаза, острые, как бритва, скулы, впалые щеки, белоснежные пушистые брови и такие же волосы, сейчас свалявшиеся и запятнанные кровью, которые топорщатся клоками. Эрик безжалостно обкорнал их, сразу, как привез ее сюда. В наказание за… уже неважно. Она не может обращаться и лишена «волчьих глаз», серебристого перелива радужки, но она все равно волк.

Грива точно досталась ей от отца. Он, похоже, был из клана Белых волков… Самый чистокровный клан, который никогда не возьмет к себе никого с другой шерстью. Аристократы. Может, поэтому именно на этой полукровке свет клином сошелся?

Девчонка смотрит на меня встревоженным взглядом. В нем нет стеснения, она давно перестала стыдиться наготы. Вижу и чую только страх. Знает – раз пришла в себя, ее снова вернут в камеру на потеху жестокому альфе. От ее убитого вида у меня сжимается сердце, но тут же в желудке колет острый стыд за непрошенное сострадание.

– Почему ты терпишь?! – выплевываю язвительно, сам не зная зачем. – Почему не прекратишь все эти страдания?

Окидываю взглядом ее тощее тело. Девчонка уставляется в потолок. Все понимает, но не хочет отвечать. Я помню, как она сказала мне «спасибо», лежа тут с воспалением легких. Тогда она еще говорила. Теперь от смазливой беловолосой куколки осталась лишь блеклая оболочка с ободранными клоками на голове. Эрик высосал из нее всю жизнь!

Делаю пару шагов и выглядываю за клеенчатые ленты – в коридоре никого. Возвращаюсь к каталке полукровки. В голове зреет дикий, никуда не годный план, но если я хочу ее спасти, действовать надо прямо сейчас. И, кажется, я даже знаю, как выйти сухим из воды!

– Значит, так, – произношу вполголоса, копаясь в верхнем поддоне этажерки, стоящей около двери. – Ты уже достаточно здорова и сделаешь все, чтобы уйти отсюда как можно дальше.