Полукровки

Он поднял свой слесарный молоток всего раз – сферический боек должен был ударить нежно, но он был слишком нерешителен, не мог сделать это от всего сердца, удар скользнул по шее, а она уже была на четырех, она набросилась на него, ее новорожденный сын вопил на пороге, ее сестра-близнец выкусывала его детские рудиментарные когти раз и навсегда, и до конца этой ночи, до конца его жизни, этот муж, и отец, и чудовище поднимал и опускал свой молоток, пытаясь попасть в цель, с мокрым от усилия лицом, и два их силуэта скользили по бледной траве вокруг дома снова и снова.

Мы вервольфы.

Так мы поступаем, так мы живем.

Если это можно назвать жизнью.

Глава 2

Рай вервольфов

– Я хочу… укусить тебя… в шею, – говорит вампир, поднимаясь на цыпочки, чтобы еще раз увидеть себя в зеркале.

– Нет, нет, нет, нет, – третий раз повторяет вампирский дядя. – Высосать твою кровь. Вот что делают вампиры. Они сосут твою кровь.

– А что тогда делают вервольфы?

– Например, покупают сестре приличный костюм, – говорит вампирская тетя, пытаясь протиснуться в узкую ванную, чтобы поправить одежду.

Сегодня она медсестра. Вся в белом.

Вампирский дядя в резиновой маске вервольфа, на его нагой безволосой груди синим фломастером написано «ШОКОЛАДНЫЙ ВОЛЧИК».

Это Флорида, здесь так влажно, что на отбойниках растет мягкий зеленый пух. Они остановились по дороге из Арканзаса из-за океана, не из-за «Эль Камино». «Эль Камино», наверное, мог бы ехать и дальше. Вампиру сейчас восемь лет. Его дядя говорит – лучший возраст для Хеллоуина, хотя и для всех остальных возрастов это тоже верно.

Хеллоуин – единственный день в году, когда вервольфы ходят в церковь.

Чтобы попасть туда, им приходится ехать через окраины города. Тротуары уже полны мумий, зомби, ковбоев и пиратов.

– Они тоже в церковь?

– В другую, – отвечает вампирский дядя.

Вампирский дядя сидит на пассажирском кресле в своей маске, и когда каждый третий солдат или принцесса смотрят на длинный четырехдверный проползающий мимо «Кэприс» [4], он наполовину высовывается из окна, рычит и щелкает когтями.

– Из-за тебя нас выволокут из машины, – говорит вампирская тетя.

– Не в эту ночь, сестричка по рваным укусам, – отвечает вампирский дядя.

На заднем сиденье вампир хочет улыбнуться, но чувствует белый грим на лице, запекшийся, словно скорлупа или засохшая глина, и понимает, что он треснет.

Да и вообще, вампиры кусают в шею. Им незачем улыбаться.

Он засыпает, как только они проезжают город, просыпается на волосатых руках дяди, не осознает, что это длинные перчатки, пока не вспоминает, что сегодня за ночь. Они даже не шли по тропе среди деревьев, просто следовали за теткой, она тут бывала много лет назад. Ее белый костюм почти светится.

– Кто показал тебе это место? – спрашивает вампирский дядя.

Вампирская тетя не отвечает, просто продолжает идти.

Вервольфы не боятся темноты. Даже одетые как призрачные медсестры.

Но люди могут испугаться.

Вампир под своим гримом все еще человек. Он будет им до двенадцати или тринадцати – и, может, останется им навсегда, если не обратится, как говорит его тетя. Тут не угадаешь.

Вампир жует свои пластиковые клыки и пытается смотреть вперед. Теперь они поднимаются по холму. Его лицо разваливается на куски.

Он больше не хочет быть вампиром. Это не как в комиксах. Он даже почти не может вспомнить комиксов.

Через десять, двадцать или тридцать минут его тетя останавливается, поднимает нос и нюхает воздух. Прямо над ним точно так же поступает вампирский дядя.

– Скажи мне, что это не тот, кто я думаю, – говорит дядя.

– У тебя нюховая галлюцинация, – отвечает тетка. – Он никогда не покидает Арканзас.

– Покинул бы ради своего «Эль Камино», – говорит дядя. Вампир понимает, что он хотел бы плюнуть, но из-за маски не может.

Эта церковь на отшибе. Они там не первые. Там нет ни огня, ни света, даже поляны, честно говоря. Но во тьме шныряют тени. Одна из них проскальзывает мимо вампирского дяди, и дядя поставил было вампира на землю, как большую шахматную фигуру, но тетя оглядывается, отрицательно качает головой в медицинской шапочке.

– Но… – начинает было вампирский дядя с зарождающимся в горле скулежом.

Призрак медсестры смотрит на него, повернув к нему безликое лицо, и дядя снова берет вампира на руки.

– Это всего лишь Хеллоуин… – говорит дядя.

– Хеллоуин будет тогда, когда я скажу, что это Хеллоуин, – говорит тетя и протягивает руку, как училка в школе, чтобы взять у тебя указку. Они должны следовать за ней вокруг пахучего пруда, мимо выворотней с корнями, воздетыми в воздух. К центру поляны, которая не поляна. К почти провалившемуся внутрь прицепу вроде того, который водит вампирский дядя.

Этот старый и ржавый. Зарос кустами и оплетен вьющимися растениями.

На приборной панели, где ставится картинка, когда картинка есть, находится то, ради чего они здесь.

Волчья голова в желтом круге.

Это священное место.

Вампир устраивается на руках у дяди так, чтобы смотреть по сторонам на всю движуху в темноте. Ощущение, что вокруг повсюду шепот. Он звучит улыбчиво. Пахнет оскалом.