Полуночное солнце

Ему показалось, он выпал из этого мира. Тьма будто бы потянулась к нему сонмом звезд, потянулась к нему светом, таким же холодным, как и пространство между звездами. Он вроде бы даже почувствовал, как именно движется к нему свет, немыслимо стремительно и при этом медленнее, чем снежинки на фоне бесконечного времени. Он понял, что дрожит всем телом, однако ощущение оказалось каким-то слишком далеким, чтобы вернуть его мыслями на землю. Он уже не понимал, где находится, знал только, где обязан быть сейчас – и как будто уже оказался там, – в Старгрейве. И в то же время, из-за безграничности космоса, окружавшего его, казалось, никакой спешки нет. Старгрейв точно может подождать, пока Бен не станет старше, раз уж там скрыто нечто, способное вот так до него дотянуться.

Достаточно проникновенно и в тему, но при этом до крайности многословно, подумал я тогда и считаю так до сих пор, хотя несколько предложений из этого первого варианта пригодились в переработанном виде. Три из них я перетащил в седьмую главу, где они оказались гораздо уместнее. Шестая глава начиналась с туманных абзацев вместо нынешнего краткого и ясного вступления, да и в целом в первом варианте все происходило значительно медленнее. Я прекрасно помню, как после первой главы повествование стало увлекать меня все меньше, и мне удалось вернуть ему энергию, только сократив текст и, как я надеюсь, улучшив его в процессе переписывания. Сказка о ледяных духах, которую Бен рассказывает в шестой главе, подстегнула мое воображение, зато «рождественская» глава распухла, и пришлось ее урезать. Эпизод с Эдит Дейнти остался по большому счету нетронутым, но при этом он оказался тем самым моментом, с которого я подумывал забросить книжку.

Помогли ли жена и дети Бена вернуть ее к жизни? Наверное, автобиографическая основа помогла, пусть и совершенно размытая, и, как мне кажется, голос автора отчетливо слышен в девятой главе, когда Бен рассуждает о том, что нужно сказке позволить себя рассказать. Эпизод из десятой главы, когда герой терпит бедствие в Озерном краю, основан на личном опыте, хотя меня спасли незнакомые люди, как и эпизод с покупательницей в книжном магазине, выбиравшей книгу в подарок. Вид гостиницы, закрытой на зиму, промелькнувший в тринадцатой главе, тоже из числа воспоминаний: мы останавливались в гостинице деревни Мандзли в Норфолке, когда наши дети были совсем маленькими, а затем я приехал туда в декабре с лекциями, и было так грустно видеть ту же гостиницу запертой и пустынной. Когда в целом сжатое повествование взрывается в шестнадцатой главе нелепыми виршами, это выглядит как поблажка самому себе. Наверное, мне требовалось как-то расслабиться, чтобы собраться с силами для решения задачи, маячившей впереди. В симфонии подобную вставку можно было бы назвать скерцо, а произведение в жанре хоррор чем-то схоже с музыкальным сочинением, – например, необходимостью соблюдать темп. Интерьер дома Уэстов из семнадцатой главы позаимствован из нашего первого дома в Ливерпуле на Бакингем-роуд, 54. Скала из девятнадцатой главы прибыла из деревни Турстастон – боюсь, теперь мне на нее уже не подняться. Фраза из двадцать восьмой главы о книгах, что являются «продуктом определенного этапа его жизни, который он уже оставил позади», отчего-то кажется провидческой после того, как я перечитал эту самую книгу. В главе тридцать первой я обнаружил попытку привести в равновесие человеческое и космическое в следующем отрывке: «Ощущение потери походило на разверстую рану в душе, и в то же время отчего-то казалось исчезающе малой величиной в бескрайней темноте». Мне кажется, это еще и первый из моих романов, где большинство диалогов нагружены двойными смыслами. И я никак не мог позабыть один совершенно не поддающийся объяснению случай, попавший в книгу, когда мы с моей дочерью Тэмми отправились на зимнюю прогулку в Турстастоне и увидели, как снег идет над одним полем, а больше нигде. Неудивительно, что именно это видит Бен на кладбище в первой главе.