Было самое начало пятого. Ледяная темнота как будто сгущалась вокруг него. Позади дома подступы к лесу защищал отряд белых неподвижных фигур, бледная масса, похожая на порожденную землей тучу, которая пока еще только обещала бурю. Когда Бен забрался в «фольксваген» и включил фары, темнота едва не придавила лучи света своей тяжестью. Он снял машину с ручного тормоза и покатился под горку на холостом ходу, чтобы не разбудить своих, а мотор завел, только подъехав к шоссе. Проехал под железнодорожным мостом, выбираясь на вересковые пустоши.
Лучи фар скользили сквозь темноту, делая ее еще чернее, заплаты снега как будто вытягивались, когда их находил свет. Прошел почти час, прежде чем звезды побледнели в свете огней Лидса. Он проехал по пустынным улицам, и глаза заболели от ярких фонарей, затем вырулил на скоростное шоссе, где через темноту с ревом проносились громадные грузовики, каких он никогда не видел днем. Должно быть, с высоты птичьего полета эти огни, пробегающие туда и сюда по спинному хребту Англии, похожи на ставшие зримыми нервные импульсы, подумал он, но затем необходимость следить за дорогой вернула его с небес на землю.
К тому времени, когда солнце прорезало горизонт слева от него, ему казалось, что не он едет на машине, а машина – на нем. Что-то явно на него давило, и это были вовсе не встречи, назначенные в Лондоне и Норидже. Возможно, новая сказка требует, чтобы ее рассказали, тогда понятно, почему эти два дня кажутся ему такими ненужными. С наступлением утра на шоссе стало оживленнее, и Бен смог отвлечься от мыслей, переключившись на дорогу, а когда он добрался до окраин Лондона, и вовсе стало не до размышлений: ученики автошкол собирали целые процессии автомобилей, медленно волочась по улицам, заставленным разгружавшимися фурами, на фоне которых терялись магазины, куда они привезли товар; пешеходы выплескивались на проезжую часть, огибая строительные леса; ямы в асфальте прорастали дорожными рабочими на разных стадиях развития: от всего лишь говорящих голов, торчавших из одной канавы, до высунувшихся по пояс – из другой. Бен заплутал после одного объезда в Криклвуде, где прорвало водопровод, после чего едва ли не два часа добирался до Сохо и наконец припарковался у самого здания редакции, испустив вздох облегчения.
Несмотря на случившуюся задержку, он приехал почти за час до первой встречи. Он прогулялся по Сохо – где как будто стало меньше секс-шопов по сравнению с январем, зато прибавилось рукописных объявлений на дверях, – чтобы взглянуть на «Мальчика, который поймал снежинки», выставленного в витринах книжных магазинов на Чаринг-Кросс-роуд. Он с опаской зашел в самый большой из них, «Фойлз», совершенно не подготовленный к тому, что его ожидало. Во всех магазинах, торговавших детской литературой, продавалась их с Эллен книжка, а в витринах двух книжных красовался не только «Мальчик, который поймал снежинки», но и их предыдущие сочинения.
Бен как раз стоял, глазея на вторую витрину, когда по улицам потекли толпы народа, спешившего на ланч. В «Фойлзе» ему захотелось, чтобы кто-нибудь купил их книжку, пока он здесь, – он чувствовал себя ребенком, которому не терпится, чтобы его похвалили за работу. Сейчас он пожалел, что с ним нет Эллен и детей. Их восторг наверняка передался бы и ему, а так, каждый раз глядя на очередную полку с книгами Стерлингов, он думал, что эти книги имеют к нему весьма опосредованное отношение – просто продукт определенного этапа его жизни, который он уже оставил позади. Сейчас ему нельзя растерять энтузиазм, он ему пригодится для интервью прессе. Подумав об этом, Бен побрел обратно к зданию «Файербенд Букс».
Среди книг, выставленных в приемной напротив нескольких мягких кресел, он обнаружил и экземпляр «Мальчика, который поймал снежинки». Дожидаясь Марка Матвея, он пробежал книгу по диагонали и как раз добрался до последней страницы, когда кто-то заметил:
– Ну, если даже сам автор читает, должно быть, хорошая книжка.
Это был Марк Матвей, рослый мужчина лет тридцати, уже начавший лысеть. Он, кажется, пытался улыбнуться всем своим вытянутым лицом.
– А теперь, если вы не против, поторопимся, – предложил он, – на случай, если захотите пропустить стаканчик перед беседой с Говардом Беллами.
– Думаете, это развяжет мне язык?
– Мы иметь много способ заставляйт вас говорить, – заверил рекламщик, изобразив немецкий акцент, и прибавил уже нормальным голосом: – Но, насколько я слышал, вас не нужно подстегивать.
Бен надеялся, что надолго это не затянется. Когда Матвей спросил:
– Итальянский вас устроит? – Бену на миг показалось, он спрашивает, с каким акцентом ему говорить дальше.
– Все, что пожелает Беллами, – сказал Бен.