Полуночное солнце

– Спасибо, что приютили. В следующем году увидите, как я благодарен всем вам, – сказал он, подразумевая книгу, которую собирался посвятить им, хотя на данный момент этот план как будто затерялся где-то в темноте, лежавшей впереди.

Доминик взял уложенный в коробку торт и поставил на пассажирское сидение, пока Бен закидывал назад дорожную сумку. В свете, падавшем из прихожей, Бен видел, как родители Доминика благополучно помирились, прежде чем, взявшись за руки, выйти его провожать.

– Передай своим, что мы очень их любим, – сказала ему миссис Миллиган.

– Счастливого пути, – пожелал Доминик.

– И счастье в пути в том, чтобы он не превышал скорость, – добавил его отец, на что Доминик ответил лишь беспомощной улыбкой.

Разворачиваясь, Бен бросил взгляд на всех троих, стоявших под лишенным листьев деревом так близко, как будто они поддерживали друг друга. Эта картина так и стояла у него перед глазами, пока он ехал по освещенным улицам.

У него ушло несколько часов, прежде чем он выехал на шоссе А1 [11]. Движение не позволяло предаваться посторонним размышлениям, но никак не мешало чувствовать. Каждый раз, когда в свете фар всплывали названия населенных пунктов, которые так веселили Эллен и детей по дороге в Старгрейв – Свинсхед, Стрэгл-Торп, Коддингтон, Кламбер-Парк, – он ощущал, как усиливаются его тревоги. В самом начале девятого ему пришлось остановиться на заправке, где оказался таксофон, немного защищенный от рева скоростного шоссе пластиковым колпаком, который в свете фонарей над заправочной площадкой походил на гигантский шлем, покрытый коркой льда. Бен набрал номер и опустил монетку, холодную на ощупь, хотя он достал ее из кармана брюк, после чего принялся слушать слабое биение телефонного пульса. Внезапно в потоке машин возникла пауза, и в наступившей тишине он услышал гудок, отделенный от него бескрайней тишиной. И тут он больше не смог защититься от мыслей, которые так его пугали. Он даже не сознавал, что все сильнее прижимает микрофон телефонной трубки к губам, пытаясь сообразить, как же быть дальше. Позвонить знакомым в Старгрейве, выдумать какую-нибудь историю, чтобы они отправились на поиски Эллен и детей? Он понятия не имел, где они могут быть и что сказать, чтобы их стали искать, – его воображение отказывалось ему служить и рвалось в Старгрейв. Он бросил трубку на рычаг и побежал к машине.

По шоссе ехали в основном грузовики, поэтому скоростная полоса была свободна. Бену не следовало оставаться на ней, ему не стоило гнать больше девяноста миль в час – вдруг остановит полиция? Ему казалось, он пытается обогнать свои мысли. Он знал, отчего накануне вечером, засыпая, думал о том, как Миллиганы состарились вместе, и почему ему в память врезался образ Доминика с родителями. Он помнил, как обнимал Эллен и детей в книжном магазине Лидса, обнимал так сильно, сам не зная почему. Должно быть, бессознательно он уже тогда боялся, или начал бояться еще раньше, наверное, в октябре, в тот день, когда смотрел, как Эллен ведет детей через вересковую пустошь. Неужели глубина его нынешних переживаний подготавливает его к тому дню, когда он их потеряет? Ощущение потери походило на разверстую рану в душе и в то же время отчего-то казалось исчезающе малой величиной в бескрайней темноте.

Наконец показался съезд на скоростное шоссе, ведущее на запад: дуга белых и желтых огней над дугой красных, светящийся клинок, зависший над разрезом, который он проделал от горизонта до горизонта. Бен последовал за кроваво-красным потоком в Лидс и пронесся на максимально возможной скорости по улицам, которые отчего-то казались безжизненными, несмотря на толпы людей, многие из которых стояли рядом с клубами и пабами, одетые так, словно никакого мороза не было и в помине. Каждый раз, проезжая мимо телефонной будки, он удерживал себя от того, чтобы затормозить.

Темнота начала прорываться на окраинные улицы, а потом и вовсе затопила их. Заплатки снега блестели на вересковых пустошах, словно торчавшие наружу кости; в лучах света от фар висели холодные блестки. Когда наконец впереди вздыбился мост, призрачный серый контур вокруг черной пасти с отпавшей челюстью, с окоченевших губ Бена слетело только одно слово:

– Умоляю…

Под мостом свет фар сжался до узкой полосы, а потом снова вырвался на свободу, и Бен увидел Лес Стерлингов под скалами, впивавшимися в небо. Лес словно впитывал в себя городские огни, светил отраженным светом, как луна. Дом Стерлингов на фоне леса стоял темный.

Эллен с детьми должна быть дома, уже почти одиннадцать – им всем пора ложиться спать. Бен свернул на неровную грунтовую дорогу, лучи от фар задергались, и в их свете по фасаду дома заметались тени причудливых камней, а снеговики за домом приветствовали Бена гротескным танцем. Он торопливо припарковался у садовой стены и побежал к входной двери, звеня связкой ключей. Он повернул ключ во врезном замке, отпер автоматический замок и навалился на дверь плечом.