Кто бы мог подумать, что в тщедушном теле юной Юли Зининой столько силы и ловкости. С большим трудом с помощью двух врачей удалось ее скрутить и вколоть растрепанной блондинке лошадиную дозу успокоительного.
Непонятно, что спровоцировало такой приступ. Но видно, что это не симуляция и не комический розыгрыш. Зинина реально была не в себе, ничего не понимала и повторяла все время только одну фразу: «Тебя нет!»
Олега Звягина не было с ней рядом, когда она начала метаться по узенькому коридорчику, он выбежал из туалетной комнаты уже тогда, когда Юля в панике тыкала вилкой в воздух вокруг себя и вытирала пену с губ.
Врач из «Скорой» ничего конкретного не смог мне сказать по поводу поведения странной пациентки. Буркнув, что всем болезням причина — стресс, он скрылся в машине с мигалкой.
Чтобы не потерять еще одного участника невидимой баталии, я подхватил под мышки обалдевшего Олега Звягина и потащил его к своему столику.
С лица жеманного красавчика слетела вся спесь.
Он судорожными глотками пил из стакана минеральную воду, и его зубы выстукивали мелодичную дробь.
— Олег, что произошло с вашей подругой?
— А? Что? — Он как будто сам выпал из глубокого транса. — Я не знаю. Я вышел из туалета и увидел ее в таком состоянии.
— А до этого вы с ней разговаривали?
— Да, конечно, разговаривали.
— Причем на повышенных тонах, если не ошибаюсь?
Его лицо недоуменно вытянулось. Он замялся и неуверенно ответил:
— Да, мы с Юлей немного поругались.
— Насколько «немного»? Ее психический приступ мог быть вызван вашей ссорой? — повысил голос я.
— Что? Да как вы смеете! Это вообще не ваше дело. Вы расследуете дело о смерти Алисы, вот и расследуйте, и нечего лезть в мои личные взаимоотношения! — не выдержав, сорвался Олег.
— Я прекрасно знаю, что и как я расследую. И также знаю, как ваши, так сказать, личные взаимоотношения напрямую связаны со смертью Алисы Вороновой. Вы же не будете отрицать, что знакомы с именем Джорджа Стравински и с историей его переписки с Юлией Зининой?
Лицо Олега еще больше вытянулось. Он что-то невнятное промычал, а затем тихонько спросил:
— Перепиской с Юлией? Может, вы имеете в виду переписку с Алисой?
— Нет, я все правильно сказал — переписку с Юлией Зининой. Ведь именно вы помогали своей новой подружке Юлии охмурять престарелого американца, притворяясь внучкой его любимой женщины. Очень просто проверить, есть ли памятник на могиле Тамары Неведовой, и я уверен, что в вашем компьютере мы найдем дизайнерские проекты с плачущим ангелом с романтической надписью на постаменте.
Олег сильно побледнел и посиневшими губами прошептал:
— Я не понимаю, о чем вы говорите. Я буду отвечать только в присутствии своего адвоката.
— Фильмы американские смотришь? Ну-ну, смотри. А адвокат тебе точно понадобится. Сейчас я вас с подельницей Юлией, которая, кстати, вполне может быть признана невменяемой, и вся вина ляжет на твои хрупкие плечи, сейчас я вас обвиняю в мошенничестве, вы обманом выманили у гражданина США Джорджа Стравински крупную сумму денег. Вот ты скажи мне, зачем Алису-то вы убили? Это как-то не вяжется со всей историей.
— Я никого не убивал. Это все клевета. Вы ничего не докажете, — принялся отбиваться Звягин.
Я дал знак прибывшим по моему звонку оперативникам, и те отвели под белы ручки Олега в полицейскую машину. В участке я еще побеседую с ним отдельно. Может, что интересного вспомнит, но видно, что не он был мозгом всей хитроумной операции, а Юлька Зинина. Вот только неужели она сейчас дурочку валяет и прикидывается сумасшедшей, чтобы не попасть на скамью подсудимых.
Неужели она такая гениальная актриса, что смогла обмануть и всех собравшихся в ресторане, и врачей из «Скорой», или у нее на нервной почве шарики за ролики заехали? К кому же такому невидимому она все время обращалась — обо всем этом думал я, собираясь поехать в участок. Мне там предстояло забрать некие документы, подписать бумаги для заключения под стражу Олега Звягина, и нужно было еще спешить на встречу к матери погибшей Светланы Федоркиной.
* * *
Элитный дом на Спиридоновке в двух шагах от Садового кольца встретил меня зрачком видеокамеры на подъезде, грозным окриком суровой консьержки и дорогой дверью мореного дуба на третьем этаже.
Дверь мне открыла сама мать Светы Федоркиной — Элеонора Павловна. Если бы я не знал, что этой женщине хорошо за сорок, то в жизни бы не поверил, что эта стройная миловидная блондинка может быть матерью двадцатисемилетней дочери. Выглядела Элеонора на все двести процентов. Подтянутая фигура была обтянута изысканным платьем изумрудно-зеленого оттенка, безумно подходящей к ярко-зеленым глазам красавицы. Капризно очерченный рот и искусно уложенные в дорогом салоне красоты длинные пепельные локоны, она сама казалась вчерашней школьницей и выглядела максимум лет на тридцать.
Вот, оказывается, во что нужно вкладывать деньги на старости лет — в собственную внешность и красоту.