– Итак, думаю, вы понимаете, что я пришла сюда неспроста, – Софи обмахивается своим платком, переводя взгляд с одного наложника на другого. – Во дворце прошёл слушок, что мой брат возжелал сегодня вечером навестить вас, – сообщает она, тут же приставляя пальчик к своим пухлым губам, чтобы унять возникший, словно в улье, шум. – Но т-ссс, я ни слова вам не говорила… – заговорщически добавляет она, удаляясь.
– Не помешаю? – в комнату робко заглядывает Рен.
– Нет, конечно, – улыбается Жан.
– Скажи, – осторожно начинает парень, – что с тобой было прошлой ночью?
Жан тяжело сглатывает. Несмотря на то, что ничего не было, говорить о ночи с господином почему-то не очень хочется.
– Ничего страшного со мной точно не происходило, – наконец решается произнести он, услышав в ответ вздох облегчения. – Можешь не волноваться. Не думаю, что сегодня это повторится, да и повторится в принципе. Господин же никого не выбирает дважды.
– Кто знает, – пожал плечами Рен и ушёл к себе.
Несмотря на то, что все наложники, которые уже побывали у Азраэля и имеют украшения от него, чувствуют себя весьма расслабленно (господин ещё ни разу не выбрал никого дважды), но даже они послушно ушли готовиться. Жану приходится тоже запереться в своей комнате и делать маски для волос, наносить на кожу бальзамы, а затем приступить за постыдную гигиеническую подготовку. Макияж и маникюр никогда не являлись для него чем-то сложным, он красился и в повседневной жизни. Наставница постучала в дверь, когда он уже почти заканчивает.
– Слишком обыденно. Ты будешь среди них, как серая мышь. Нужно слиться с толпой, – Айси оценивает его внешний вид, после чего добавляет блёсток на нижние веки и застёгивает на его руках и ногах звенящие браслеты.
– Какая разница? Он не выберет меня снова, – Жан безразлично пожимает плечами.
– Конечно, не выберет, – соглашается она. – Но все должны быть готовы. Не зли господина, а то обожжёшься, ещё и кому-то перепадёт из-за тебя, – добавляет женщина. – Прицепи брошь на видном месте, ты обязан надевать подаренное украшение, – объясняет женщина.
Парень считает, что это чересчур, но всё же пристёгивает брошку к лёгкой рубашке, ближе к воротнику, чтобы стянуть широкий вырез, открывающий его грудь. Жану не по себе, волнение не хочет покидать его, а боль неожиданно усиливается. Он чувствует себя обнажённым в этой лёгкой одежде, где вместо пуговиц одни лишь завязки из шёлковых лент, чтобы господину было проще раздеть наложника.
Когда Жан выходит из комнаты, его снова изучают несколько оценивающих взглядов. Кайла смотрит на него с презрением, умело пряча зависть, но так и не может оторвать глаз от бриллиантов, прикреплённых у него на груди. Сама она обвешана какими-то дешёвыми побрякушками для привлечения внимания, которые для неё купила госпожа София.
Айси лишь кивает ему, мысленно желая удачи, а сама удаляется. После недолгих и не увенчавшихся успехом поисков Рена Жан теряется среди наложников, садясь на край пуфа. Недалеко от него на диванчике дрожит молодой парень. Жан не может понять, кто это, на первый взгляд он был обычным человеком, вот только кристалл на шее показывает наличие магии, присущей только нечисти. Гарем мается ещё час, а потом все вдруг мгновенно затихают и поднимаются на ноги. У входа появляются стражники, а затем в огромный зал входит Азраэль. Он скользит по толпе серьёзным, немного хмурым взглядом, и некоторых девушек и юношей покачивает от страха и боли.
Азраэль думает о своём поступке всё это время, всю неделю у него из головы не выходит тот блондин, которого он так безрассудно и беспечно оставил рядом с собой до утра, а затем щедро одарил. И Азраэль не жалеет об этом, просто вдруг хочется снова взглянуть в невинные красные глаза. И он ищет их взглядом, зная, что выберет кого-то другого, потому что делал так всегда, это в его правилах.
Жан прячется за спинами девушек; среди фейри нечеловеческой красоты, среди сирен и вампиров он кажется совсем не заметным. Может, он и вправду нечисть, раз так легко вписался? Жан низко опустил голову, отчего белокурые пряди упали на лицо. Ему вдруг становится стыдно за ту ночь, за свою слабость, которую он показал перед господином, и сейчас не хочется попадаться тому на глаза. Тем более Азраэль выглядит мрачным, и Жану становится страшно от того, как господин безразлично шагает между наложниками, словно выискивая кого-то конкретного. Жана пробирает дрожь от одной мысли, что господин мог узнать, кто он, и сейчас пришёл вершить расправу. Ему кажется, что ошейник давит сильнее обычного, не давая нормально дышать, и парень невольно цепляется за него пальцами, запоздало одёргивая руку от своей шеи. От боли под веками пляшут красные пятна, и Жан силой впивается короткими наманикюренными ногтями в собственные ладони, чтобы на них остались глубокие пульсирующие полумесяцы. Это хоть как-то помогает прийти в себя и не потерять сознание в очередной раз.