Полвека на флоте (со страницами)

Еще о матросских койках. Это был своеобразный ритуал, повторявшийся каждое утро. Тысяча аккуратно свернутых коек выносилась на палубу и укладывалась в специальные коечные сетки. Это было и гигиенично, и в то же время целесообразно на случай боя: ряды свернутых коек защищали от осколков, а в случае необходимости превращались в спасательное средство пробковые матрацы хорошо держали на воде.

Будучи уже командующим Тихоокеанским флотом, как-то на крейсере я заметил неряшливо связанную койку. Вызвал ее хозяина и показал, как это делается. Матросы смотрели не без удивления, я же с благодарностью вспоминал Вонлярлярского: уроки его пригодились.

Перед подъемом флага, без пяти восемь, все старшие специалисты выстраивались на юте во фронт, появлялся командир линкора, подходил к каждому и принимал краткий устный рапорт о состоянии боевой части. Делалось это ежедневно, независимо от погоды, летом и зимой.

После подъема флага я шел заводить корабельные хронометры, установленные в специальном помещении —

[37]

"хронометрической каюте», глубоко в чреве корабля, где меньше шума и вибрации. Окончив сличение часов, сделав записи в журнале, я являлся к Вонлярлярскому и докладывал, что хронометры заведены. Это старинная традиция на флоте. В те годы время по радио не сообщалось, а его надо было знать точно, без этого не определить место корабля по светилам.

Большинство из нас в то время были холостяками, и мы крепко дружили. Старались и вечера проводить вместе. Компанией ходили в кино и театры. В семейных домах собирались на танцы. Между прочим, наша ротная комсомольская организация в ту пору решительно выступала против танцев, как буржуазного предрассудка. А ведь есть пословица: «Гони природу в дверь — она влезет в окошко». И влезала. После докладов о вреде танцев мы торопились на вечеринки и плясали, что называется, до упаду.

Молодежь жадно тянулась к знаниям. Создавались клубные кружки. Но особенно мы любили театр. Обычно спектакли устраивались во флотском клубе. Бывало, зимой собираемся там большой компанией. В фойе игры, музыка, ждем начала спектакля. В 20 часов занавес не поднимается, и в 21 час тоже, а в 22 часа начклуба объявляет:

— Товарищи военморы! Артисты на буксире застряли во льдах. Высылается на выручку ледокол.

Бурно аплодируем, терпеливо ждем, и в 23 часа занавес поднимается.

Приезжали к нам артисты оперы, балета, драмы и оперетты. Бывали и знаменитости. Спектакли кончались иногда в 2 часа ночи, и мы уходили под большим впечатлением, обсуждая пьесу и игру исполнителей.

Как-то после ужина послышался голос Юмашева:

— Комсомол!

Знаю уже, что сие относится ко мне. Подхожу. Иван Степанович объявляет, как всегда, коротко и властно:

— Иди к комиссару, он даст тебе поручение. Смотри не отказывайся.

Расспрашивать Юмашева не полагалось: он в таких случаях сердился. Комиссар, усадив меня в кресло, спросил, где я учился, где служил. А потом сказал:

— Ребята интересуются историей. Не учить же их

[38]

по книгам с орлами да царскими портретами. Возьми-ка вот это, изучи, а потом побеседуй с краснофлотцами.

Комиссар протянул мне потрепанную книжку в мягком переплете. Читаю заглавный лист: «Покровский. История России с марксистской точки зрения». Недоуменно смотрю на комиссара, а он только головой кивнул:

— Давай, действуй.

Припомнив приемы преподавателей на штурманских курсах, безбожно подражая им, начал я читать лекции. Среди слушателей всегда оказывался комиссар, улыбался, что-то хмыкал потихоньку, но никаких замечаний не делал, а потом привел из политотдела опытного пропагандиста. Тот послушал меня и одобрил:

— Так держать!

Я увлекся новым делом. Народу всегда собиралось много. Слушали с большим вниманием. Задавали вопросы. Запомнился из них один:

— Товарищ штурман, а вы царя видели?

— Нет, — говорю, — не пришлось.

В кубрике недоуменная тишина. По-видимому, ребята считали, что историю Руси должен излагать человек, который был лично знаком с царем и его министрами.

Но интерес к моим лекциям не убывал. Стали их посещать и те, кто в первое время в кают-компании подшучивал надо мной: считалось, что пропагандистская работа — не дело для строевого и тем более беспартийного командира. Теперь ко мне привязалась новая кличка — Наш профессор. Я смущался, сердился. Забавнее всего то, что профессором я все-таки стал сорок лет спустя…

Решив возродить флот, Советское правительство было озабочено: какие корабли строить в первую очередь? По этому поводу в апреле 1922 года в Москве состоялось первое Всероссийское совещание военных моряков-коммунистов. О нем сообщалось тогда в газетах и журналах. Подробности дискуссии, естественно, докатились и до Кронштадта. Выяснилось, что на съезде определились два течения: одни ратовали за теорию «владения морем», предлагая строительство больших артиллерийских кораблей — линкоров и крейсеров, хотя в то время в стране для этого не было еще ни средств, ни производственных возможностей; другие отстаивали строительство малых кораблей, подводных лодок, торпедных катеров и морской авиации.

[39]