Полвойны

Все мужики хмуро смотрели на него, и он ухмыльнулся в ответ.

— Но, думаю, это не хуже лета в Инглефольде, а? – Он хлопнул одного мужика по плечу, пробираясь к двери, и пара других хихикнула.

— Я тебя знаю? – спросил здоровяк, сидевший у костра. По серебряным кольцам на руках и уверенному поведению Колл понял, что он здесь главный.

— Не-не, я из Ютмарка. Меня послал Данверк. Люфта, у меня для тебя послание.

Здоровяк сплюнул, и Колл порадовался, что угадал правильно.

— Валяй, да поскорее, пока я не оглох от старости. В моей семье это бывает.

Теперь все зависело от удачи.

— Данверк слышал об атаке. Ванстеры и гетландцы вместе попытаются взять крепость и сжечь наши корабли.

— Атаковать это место? – Один мужчина фыркнул. – Вот придурки.

Колл устало кивнул.

— В точности мои мысли, когда я об этом услышал, и мнения не изменил.

— Это рассказал шпион? – спросил Люфта.

Колл моргнул. Это было неожиданно.

— Ага, шпион. Как там его зовут?..

— Это знает только Светлый Иллинг. Почему бы тебе не спросить у него?

— Я так его уважаю, что не посмел бы его беспокоить. Они идут к главным воротам.

— Придурки? Да они спятили! – Люфта раздраженно облизал зубы. – Вы четверо, за мной, пройдем до ворот и посмотрим. Вы двое, оставайтесь здесь.

— Не волнуйтесь, я буду на страже! – крикнул Колл, когда воины устало побрели прочь. Один держал щит над головой от дождя. – Мимо меня ни один гетландец не проскочит!

Оставшиеся двое были жалкой парочкой. Один молодой, но уже с проплешиной, а у другого на лице было красное пятно, словно пролитое красное вино. У него был отличный кинжал, с блестящей серебряной крестовиной, который висел напоказ на ремне как предмет особой гордости, хотя, несомненно, Красномордый украл его с трупа какого-то тровена.

Как только Люфта скрылся за пределы слышимости, парень принялся жаловаться.

— Большинство ребят Иллинга занимаются грабежом по всему Тровенланду, и только мы застряли тут.

— Да уж, вообще несправедливо. И все же. – Колл стянул плащ Фрора и устроил неплохое представление, стряхивая с него капли дождя. – Думаю, по всему Расшатанному морю нет места безопаснее.

— Эй, поосторожней! – проворчал Красномордый. Он настолько увлекся, отбрасывая брызгавший плащ, что Коллу не составило труда другой рукой стащить кинжал с его пояса. Удивительно, что человек может не заметить, если отвлечь его внимание.

— Простите, мой король! – сказал Колл, отступая назад. И ткнул Плешивого локтем в ребра. – Твой напарник слегка важничает, а? – И под своим плащом засунул кинжал ему за пояс. – Дайте-ка я вам покажу кое-что чудесное! – Он вытянул руку, прежде чем они смогли вставить хоть слово, и начал перекатывать туда-сюда по костяшкам пальцев медную монету. Его пальцы изгибались, и оба мужика сосредоточились на них.

— Медяха, – прошептал Колл, – Медь, медь, и… хоп! Серебро!

Перевернув ладонь, он мгновенно спрятал медную монету и вытащил серебряную, зажав ее между большим и указательным пальцами. Отчеканенное лицо королевы Лаитлин блеснуло в свете костра.

Плешивый нахмурился, наклоняясь вперед.

— Как ты это сделал?

— Ха! Я покажу тебе этот трюк. Дай на минуту кинжал.

— Какой кинжал?

— Твой кинжал. – Кол указал на его пояс. – Вот этот.

Красномордый подскочил.

— Ты чё делаешь с моим кинжалом, черт тебя дери?

— Чё? – Плешивый уставился на свой пояс, раскрыв рот. – Как…

— Единый Бог сердится на тех, кто крадет. – Колл благочестиво поднял руки. – Это все знают.

Черная рука Колючки зажала рот Красномордого, а ее черный нож пробил его шею. Почти в тот же миг голова Плешивого дернулась – Фрор вонзил топор ему в затылок, его глаза скосились, он что-то пробормотал, пустил слюни и завалился набок.

— Пошли, – прошипела Колючка, опуская труп на землю, – пока остальные не поняли, как и я, какой ты лживый мелкий проныра.

— Конечно, мой Избранный Щит, – сказал Колл, вытащил исчерченный рунами брус из скоб и открыл ворота.

Убийца

Посреди шторма мелькнула маленькая точка света, и Рэйт, словно пьяная от крови гончая, которую спустили с поводка, помчался туда.

Он несся по мокрой траве, держа в одной руке щит, а другой так сильно сжимая топор, что костяшки пальцев под лезвием заболели.

Мечи, конечно, симпатичнее топоров, но симпатичное оружие, как и красивые люди, склонно хандрить. Для мечей нужна сноровка, а Рэйт, когда накатывало боевое веселье, забывал об осторожности. Однажды он бил мечом плашмя по голове мужчины, пока и меч и голова не стали полностью непригодными для дальнейшего использования. Топоры не такие чувствительные.

Молния снова осветила небо – над морем чернел Оплот Байла, и гонимые ветром капли дождя словно застыли на миг, прежде чем тьма снова сомкнулась. Тот Кто Говорит Громом так близко проревел свое недовольство миром, что сердце Рэйта подпрыгнуло.