Полынь и мёд

Он пьёт воду большими глотками, параллельно играет мышцами. В глазах бегают хитрые чёртики, а на губах очаровательнейшая улыбка из всех, что я когда-либо видела в жизни. Мой муж всё-таки самый красивый мужчина в этом прогнившем до основания мире.

– Любуюсь, – киваю и захожу в зал. – Нельзя, что ли?

Мне нравится, что теперь Рома занимается дома. Наверное, подспудно боюсь, что кто-то снова обратит на него слишком пристальное внимание. Глупая ревность? Возможно, но мне не стыдно в этом признаться хотя бы самой себе.

– Как это нельзя? – удивляется Рома и поднимается с лавки. – А кому тогда можно, если не тебе?

– Ну, я не знаю, – улыбаюсь, разводя руками, а Рома в один момент оказывается рядом. – Мало ли, кто ещё захочет любоваться тобой.

– Пусть смотрят, тебе жалко, что ли? – усмехается и целует меня в лоб. – Как вы себя чувствуете сегодня?

Этот вопрос стал традиционным ежедневным ритуалом на протяжении последних трёх месяцев – с того момента, как в июле я узнала, что беременна. Вот просто однажды утром почувствовала, что нас уже трое, а после и врач подтвердил. И, казалось бы, мы не так давно вместе и вокруг так много сложностей, но я полюбила этого ребёнка с первой секунды. Как когда-то всей душой полюбила его отца.

А потом мы расписались тихо и мирно, пригласив на торжество только тётю Катю, Риту и Ваню. Зачем нам нужен кто-то ещё, если рядом такие чудесные люди? После мы двое суток провели впятером в нашем загородном доме, и тётя Катя учила мужиков закидывать удочки. Чумовая женщина, зато на ужин у нас была жареная рыба, а пятеро счастливых людей уплетали карасей, смеясь и рассказывая друг другу какие-то глупости. И в тот момент я, носящая ребёнка под сердцем, с новеньким кольцом на пальце, поняла, что такое простое семейное счастье.

Оно ведь в мелочах, правда? В радуге после дождя, в шуме волн, накатывающих на берег, в звуках смеха тех, кого ты любишь и людях, которые тебя ценят просто потому, что ты вот такой – глупый и несовершенный – существуешь.

– У нас всё хорошо, – заверяю, кладя голову Роме на грудь. – Мы гуляли, дышали свежим воздухом и срывали листья с деревьев.

– Какие интересные занятия. Но я вообще-то потный и вонючий, дай хоть душ принять, – смеётся мой муж, но я только теснее к нему прижимаюсь.

– Ничего не знаю, от тебя чудесно пахнет, – заверяю, а Рома отвечает мне громким хохотом, от которого у него под кожей вибрирует.

– Нет, я знал, что у беременных куча самых странных причуд, но не до такой же степени.

Ха, милый, это я ещё селёдку шоколадом не закусывала.

– Просто помолчи и постой, не мешай беременной женщине наслаждаться, – смеюсь, но Рома не слушается: подхватывает меня под ягодицы и поднимает вверх. – С ума сошёл? Поставь будущего бегемота на место!

Я хлопаю его ладонями по плечам, делаю вид, что сильно сержусь, но он несёт меня в ванную, не обращая внимания ни на какие возражения. Просто делает то, что хочет, а я понимаю, что вот именно такого его и полюбила однажды – мужчину, который способен принимать решения и нести за них ответственность. Мужчину, для которого нет ничего невозможного.

Когда оказываемся в одной кабинке, Рома быстро сбрасывает с себя промокшие вещи, а я лихорадочно помогаю ему, потому что жутко соскучилась.

– Я буду аккуратным, – обещает он, а я закрываю глаза, подставляя лицо поцелуям. – Мы назовём нашего сына Ванькой.

– А если девочка? – смеюсь, утопая в его нежности.

– Ванькой, я сказал, – прикусывает мочку моего уха, а я смотрю в его глаза. – Ну, ладно, если будет девочка, сама выберешь ей имя. Хоть Авдотья, хоть Даздраперма – мне всё равно. Хотя Даздраперма – это уже слишком.

– Спасибо, что разрешил. Постараюсь выбрать не столь экзотическое. Как тебе Екатерина?

– Отлично, – поспешно кивает, прижимая меня спиной к прохладной стенке кабинки.

Я же обхватываю его запястье рукой и прикладываю широкую ладонь с выступающими под кожей венами к своему животу. Он ещё совсем маленький, но в нём уже живёт наш ребёнок. Для него мы выбираем имя и для него делаем ремонт в детской, хотя до родов ещё шесть месяцев. Я просто очень надеюсь, что у меня получится стать хорошей матерью. Не такой, как мать Ромы, с которой я однажды попыталась наладить контакт, но оказалось, что ей от сына нужны только деньги. Рома, узнав о моей вольности, жутко нервничал и сердился. Не на меня – на себя, потому что так и не смог найти слов, чтобы рассказать, какая у него мать. А она оказалась меркантильной настолько, что думать не хочется.

Но больше всего я боюсь стать такой, как моя мать – кровь же всё-таки не водица. Вдруг я тоже начну совершать одну ошибку за другой, кладя на алтарь своей глупости то, чем жертвовать нельзя?

Не хочу быть такой, как мама, у которой на уме лишь воздушные замки и собственная непогрешимость.