Поместье. Книга I

— Калман, что с тобой? Не становись убийцей! Сколько тебе жить осталось? У тебя уже борода седая. Беги, Калман, беги! Спасайся! Она грешит, а не ты. Ты пока что достойный человек. У тебя еще есть выбор, но скоро может стать слишком поздно!.. Все лежит на чаше весов. Калман, вспомни отца и мать, вспомни своих праведных предков!..

Калман больше не мог лежать. Он сел в кровати. Клара проснулась.

— Что такое?

Он не ответил.

— Калман, ты что?

— Молчи! Сука…

Доброе начало победило. Его тихие увещевания оказались сильнее, чем вопли сатаны. В темноте Калман нашарил кружку с водой, полил на пальцы, чтобы смыть скверну[182]. Сунул ноги в туфли, накинул халат. Он осторожно водил руками по воздуху, как слепой, но все равно зацепил жирандоль. В этом замке он никогда не знал, что где стоит. Было холодно, как после Кущей. Калман спустился по каменным ступеням, вышел во двор. Ночь стояла темная, густая. Небо усыпано звездами. Квакали лягушки. Неподвижно стояли деревья. Теплый ветерок, словно чье-то дыхание, долетал с убранных полей. Калман смотрел вдаль. От жизни до смерти, от праведности до злодейства, от правды до лжи — один шаг. Как же надо опасаться этого единственного шага!.. Калман стоял, глубоко вдыхая ночной воздух. Высыхал пот на теле, остывал жар в крови. «Уж очень я вспыльчив, — думал Калман. — Может, потому, что я из рода священников?.. Надо мне быть добрее…» Он сел на ступеньку. Небо казалось таким близким, что можно достать рукой. Нет, он не убийца. Есть Бог на свете, и это Его мир, Его люди, Его Тора и Его ад. Калману давно пора позаботиться о душе…

Открылась дверь, и на крыльцо вышла Клара в длинной ночной рубашке и чепчике — белый призрак.

— Калман, что с тобой?

Он немного помолчал.

— Ты сама знаешь.

— Это неправда, Калман. Это ложь! Прахом матери клянусь! Это самая святая клятва для меня…

— Ты не спала с ним?

— Ей-богу, он ко мне даже пальцем не прикоснулся!

Калмана била дрожь.

— Ты хоть понимаешь, что значит клятва?

— Понимаю, понимаю…

4

Однажды утром, когда Клара завтракала с Ципкиным, в столовую вошел Калман. Он был не в длиннополом кафтане, а в сюртуке, на голове ермолка, на ногах — не замшевые сапожки, а тяжелые сапоги из юфти. Калман подошел к Ципкину и сказал:

— Извините, но мне учитель больше не нужен. Уезжайте.

У Ципкина кусок застрял в горле. Клара на секунду потеряла дар речи.

— Ты что, с ума сошел?! — крикнула она, придя в себя.

— Пока что я тут хозяин. Пусть уезжает.

— Вот и все, — сказал Ципкин по-польски, вставая из-за стола.

Клара взорвалась.

— Здесь все мое! Александр, не слушай его! Он сам не знает, что говорит!

— Знаю. Собирайте вещи. Поезд в одиннадцать.

— Ну, Калманка, ты за это заплатишь! — крикнула Клара.

Она схватила нож со стола. Ципкин вышел, хлопнув дверью. Калман подошел к Кларе, выкрутил ей руку и отобрал нож.

— Люди, спасите! — разрыдалась Клара. — Он мне руку вывихнул! Полиция!

Служанки притворились, что не слышат ее воплей, уж очень она им надоела своими придирками. Прислуга была на стороне Калмана.

Калман знал, что делать, бессонной ночью он все обдумал. Он приказал кучеру Антоне отвезти Ципкина на станцию в бричке, а сам отправился запрягать карету. Калман вывел лошадей из стойл, вынес из дома одежду, книги, талес и филактерии. Захватил даже лисью шубу, будто собирался пропутешествовать всю зиму. Клара отправила верхового к отцу, Даниэлу Каминеру. Испуганная, бледная, она смотрела в окно. Этот человек напал на нее, как грабитель, выгнал ее любовника. У нее рука распухла. Он оставляет ее в поместье одну, как раз когда нужен хозяин. В романах любовник всегда выглядит благородно, а этот Ципкин бежал как последний трус, даже не попрощался. Вдруг Кларе захотелось подойти к Калману, упасть в ноги, попросить прощения, но было стыдно прислуги. Да и бесполезно. Глаза Калмана гневно сверкали, когда он смазывал колеса, будто крестьянин. С упряжью он обращался, как заправский возчик. Клара размышляла. Поместье они арендуют совместно, но известковые разработки — его собственность. Они перейдут к ней только после его смерти… Поставка шпал приостановилась. Мельница принадлежит зятю Калмана. Клара знала толк в расчетах и законах, но судиться с мужем ей не приходилось. А вдруг он найдет свидетелей, что она изменяла ему с Ципкиным?.. Калман причинил ей боль, и теперь она испытывала к нему одновременно и страх, и уважение. Клара пошла в детскую. Бонна занималась с Сашей французским.

— Спустись во двор. Твой папа уезжает.

Клара взяла Сашу за руку и отвела его вниз. Сама осталась стоять на крыльце.

— Попрощайся с папой.

Саша робко подошел к отцу.

— Пап, ты уезжаешь?

— Уезжаю.

— Куда?

— Куда глаза глядят.

— А куда они глядят?

— На мир. Туда, где евреи.

Саша ничего не понял. Ему стало смешно. Странный у него отец, все время пристает к нему, заставляет молиться, без конца говорит о Боге, заповедях, евреях. То нельзя, сё нельзя. У него такая длинная борода. Скорее дед, а не отец. Старый уже. Похож на нищих, которые ходят тут с сумами и мешками. Подошла Клара.

— Хоть бы поцеловал ребенка.

Калман не ответил.