Поместье. Книга II

Азриэл часто говорил об этом с Ольгой Беликовой. Как-то она рассказала, что в гимназии сама посещала кружок. Она до сих пор симпатизировала революционерам. Но она мать двоих детей. И потом, она видела в бунтарях немало эгоизма и фальши. Разумеется, надо что-то делать, но что? И что станет с Наташей и Колей, если ее посадят в тюрьму? И разве это чем-нибудь помогло бы народу?.. Ольга говорила то об одном, то о другом. В Варшаве ей нечем заняться, она чужая и евреям, и полякам. Русские, которые приезжают в Польшу, это люди низшего сорта. Детям здесь одиноко, и у нее тоже ни друзей, ни подруг. Ольга считала, что она еще слишком молода, чтобы оставаться одной. Раньше или позже она выйдет замуж. Она намекала, что доктору Бабаду пора бы принять решение: да или нет. Не годится двум взрослым людям прятаться от служанки, детей, соседей. Какой смысл сидеть в Саксонском саду или Лазенках, если они оба хотят быть вместе? Его неудержимо тянуло к ней. Несколько раз она отдалась ему на кухне, на кровати Ядзи, и близость подействовала на него, как магнетизм. В этой женщине был огонь, прежде незнакомый Азриэлу. Когда он слышал ее голос, ему становилось легко и спокойно. С такой дамой можно пойти куда угодно, в любое общество. С ней можно даже поговорить о психиатрии. Но как бросить Шайндл и детей? Разве Ольга бросила бы ради него Колю и Наташу? Азриэл запутался окончательно.

А тем временем подошел срок делать обрезание. Реб Менахем-Мендл и Тирца-Перл приехали к сыну на дрожках. Из Ямполя прибыл Калман, ему предстояло во время обряда держать внука на коленях. Пришел знаменитый моел[69]. Он хвалился, что делает обрезание детям всех варшавских ассимиляторов и берет по пятнадцати рублей. Тирца-Перл предложила назвать внука в честь ее отца, реб Аврума-Мойше Гамбургера, но Азриэл не захотел давать ребенку такое старомодное имя. Мальчика зарегистрировали как Михаила, Мишу.

Шайндл всхлипывала, когда из спальни доносился плач ее малыша. Азриэл стоял, нахмурив брови. Он считал, что при таком расцвете антисемитизма, когда повсюду происходят погромы, ставить на тело ребенка еврейское клеймо — величайшая глупость. Но его мнения никто не спрашивал. В гостиной поставили кресло пророка Илии. На подносе лежали ломтики бисквита, стоял наполненный вином бокал. Азриэл надел ермолку и произнес:

— Благословен Ты, Господь, Бог наш, Владыка Вселенной, который освятил нас своими заповедями и повелел приобщить его к союзу Авраама, отца нашего!

И все ответили:

— Так же, как приобщился он к союзу, пусть придет он к Торе, и свадьбе, и добрым делам…

4

Так вышло, что пани Юстина Малевская, дочь Валленберга, на две недели забрала детей Ольги к себе на виллу в Биланов. Госпожа Беликова неожиданно обрела свободу. Азриэл собирался в Отвоцк к Мирьям-Либе, которой в последнее время стало значительно хуже, и предложил Ольге поехать вместе. Она согласилась не сразу. Вдруг они встретят там знакомых? А где они будут ночевать? Нет, она не пойдет на такую авантюру. Но у Азриэла были ответы на все вопросы. Шансов оказаться в одном дилижансе со знакомыми очень мало. В Отвоцке есть гостиница. Дорога займет часов шесть, не больше. Они выедут в восемь утра и в два будут на месте. В Отвоцке прекрасный воздух, а ни Ольга, ни Азриэл этим летом не были за городом. Почему бы не провести пару дней на лоне природы? Все-таки Ольга долго колебалась. Она считала их отношения грехом. Андрей перестал ей сниться, будто на том свете обо всем узнал. Она рисковала не только своим добрым именем, но и репутацией своих детей. Сначала она сказала «нет», но потом передумала. Она не привыкла все лето сидеть в городе и скучала по зеленой траве, деревьям, легкому ветерку и запахам лесов и полей. И конечно, ей хотелось побыть с возлюбленным и не скрываться от прислуги. Героини французских романов не останавливались ни перед чем, ехали на свидания куда угодно и отдавались любовникам в убогих грязных гостиницах, меблированных комнатах или даже в Булонском лесу. В конце концов, у Ольги нет мужа, она никому не изменяет. Она решила поехать.