Поминальная свеча

С самого прихода черноморцев особняком стояло заселение урочища Гривенское. Тут, в протоцких плавнях, образовался своего рода кубанский разноязыкий Вавилон, можно сказать, вольница. С ближайших казенных и частных рыбозаводов сюда бежало много черноморских заб- родчиков — сиромах, из турецких владений в Анапе — масса недовольных черкесов, ногаев, татар, армян и представителей других народов. Поселение Гривенское переплавляло характеры людей в малопочтительном духе по отношению к официальным властям, не слишком-то обременяло себя религиозными постулатами, поощряло смешанные браки. Долгое время тут не было даже простенькой православной церквушки, о чем слезно сокрушался предшественник Бурсака Тимофей Котляревский. По его словам, сиромахи Гривенского не спешат с устройством храма, жили без оного и «до си живут». За счет пришлого люда селение разрасталось с каждым годом. И одним из его самых примечательных жителей начала XIX века стал черкес Пшекуй Бесланович Могукоров. В составе русской армии от младшего унтер — офицера он дослужился до ге

нерала, проделал вместе с ней немало боевых походов, принял деятельное участие в приеме новых поселенцев Черномории, когда начался второй виток их переезда из тех же губерний Украины.

Вопрос о новом переселении возник в 1820 году, когда Черноморское войско из подчинения херсонскому генерал — губернатору перешло в ведение командующего отдельным Кавказским корпусом. А им в тот момент был генерал А. П. Ермолов. И он сам, и чиновная бюрократия хлопотали изрядно, однако переселение происходило значительно хуже, чем десятилетие назад. Предписаниями устанавливалось: «Новым из Малороссии переселенцам дать льготу трехлетнюю, но самобеднейшим из них… можно несколько и продолжить оную». Строгий командующий, осмотрев войсковой конный завод и найдя необходимым полностью его реорганизовать, распорядился: «Остающихся степных жеребцов, меринов и кобыл раздать беднейшим из новоприбывших из Малороссии переселенцам».

Первая же партия новоселов прибыла в Кущевский курень 30 августа 1821 года. До наступления очередного года всего перебралось на новое место жительства 5300 семейств, насчитывавших более 30,3 тыс. душ обоего пола. Их передвижение совершилось на 10875 подводах, с собой переселенцы перегнали 22395 голов гулевого скота. В 1822 году переезд начался с апреля и продолжался до ноября, прибавилось еще 3150 семей (17061 человек). У них было 4670 подвод и 6805 голов гулевого скота. Если в 1821 году среди прибывших насчитывалось 42 неимущих семьи, то теперь число их возрасло до 58. Это как раз тот контингент, о котором сам Ермолов сказал, что данные переселенцы «находились в ужаснейшей бедности».

За пять лет примерно поровну из той и другой губерний Малороссии переселились 48392 человека. Их размещение состоялось в 37 ранее основанных куренях и 18 новых пунктах, отведенных под заселение. И без того трудная участь новоселов осложнилась неурядицами в получении обещанной помощи, но особенно крепко ударили по ним неурожайные годы. В 1821 году на поля налетела саранча, поела не только хлебные посевы, но и кормовые травы. Войсковая канцелярия вынуждена была выделить для закупки продовольствия переселенцам 60 тысяч рублей. Да еще на обзаведение хозяйством от казны требовалось содействие, ибо у двух тысяч семей еще не имелось никакого жилья.

В числе новых поселений возникли тогда станицы Петровская и Павловская, Ново — Величковская, Ново — Леушков- ская, Ново — Минская, Ново — Деревянковская, Ново — Щерби- новская и ряд других, по преимуществу с корневыми названиями ранее образованных черноморских куреней. После данного переселения Черномория стала насчитывать 62717 лиц мужского и 49818 лиц женского пола.

Ко всем ее жителям, в том числе к новоселам, предъявлялось требование, чтобы при устройстве хуторов число дворов в них было не менее двадцати. И мотивировка выдвигалась: так легче и быстрее можно закладывать сады, оборудовать колодцы, ставки, копани, рвы и заграждения.

Но, пожалуй, наиболее щепетильно войсковая канцелярия и куренные атаманы относились к пополнению женского населения. Тут меры принимались решительные. Ирклиевский смотритель Хмара подал в Екатеринодар тревожный сигнал: так, мол, и так, из наших мест девиц замуж уводят. И куда? За пределы Черномории, по всей Кавказской линии, это-де непорядок. Сначала наказной атаман Матвеев, затем атаман Власов круто взялись за стопор. От Власова последовало распоряжение: никаких девиц из войска без «письменных видов» не пропускать, особенно в ночное время.

В 1824 году с поручиком Навагинского полка Потаповым из-за такого ограничения произошла целая скандальная эпопея. Находясь на постое в ст. Пластуновской, присмотрел он себе молодую казачку и по окончании командировки решил увезти ее с собой. Не тут-то было! Местный блюститель порядка приказал отобрать у офицера его кралю. Тот чуть было саблю в ход не пустил. И все-таки отстоял право на создание семейной пары.