Помни имя свое (СИ)

У въезда в город — они встретили танки. Это были первые признаки какого-то организованного сопротивления афганской армии вторжению — по крайней мере, это было реальное воинское подразделение сохранившее матчасть и боеспособность. Танки занимали позиции на подступах к городу, тяжело ворочались, ревели двигателями. Где-то здесь — должно было быть и командование этой частью….

Лейтенант ехал в нидерландском Феннеке вместе с полковником Йенссеном, потому то он и получил задание сопровождать полковника на переговоры. У них не было переводчика, ни на пушту, ни на дари, поэтому, они не могли объясниться с встречными афганскими солдатами, кто им нужен и зачем. Да и просто — боялись попасть под танк. Так и искали штаб или кого-то из офицеров, подсвечивая фонариками и смотря по сторонам. В небе, в темноте — ревели турбинами самолеты, свои — не свои — непонятно.

Им все же удалось найти командование. Несколько белых «Тойот» сгрудились в одном месте, в темноте — белый цвет был хорошо виден даже без подсветки. Тем более, что рядом — жгли костры, охрана штаба, вместо того, чтобы охранять — жарила мясо. Автоматы — на коленях.

— Парни, где здесь штаб? — спросил Йенссен по-английски.

Афганцы недоуменно переглянулись. Ни одному — и в голову не пришло спросить документы. Потом один что-то сказал на лари.

— Штаб, штаб. Главный.

— Генерал — сказал Крайс. Он знал, что это слово одинаково звучит на многих языках и афганцы, скорее всего, поймут его.

Афганцы указали на машины…

Здесь оказался штаб самого генерал-лейтенанта Кадира, командующего двести третьим корпусом, который непонятно как оказался здесь, в Джебаль-Усссарадже. Штаб-квартира двести третьего находилась в Газни, и из всех корпусов афганской армии он имел минимальный боевой опыт. Радовать это не могло.

Вместе с генералом был переводчик, он представился как Сади. Судя по тому, какие взгляды он иногда бросал на генерала — лейтенант заподозрил неладное. Но говорить ничего не стал. У них тоже в Берлине на каждом шагу висит — Папа, их бин швуль [90]. Здесь этой мерзости хватает, ей сотни лет, в то время как в Берлине эта мерзость лет двадцать назад появилась…

— У вас есть связь с командованием? Какое задание получила ваша часть? Какими ресурсами вы располагаете? — завалил генерала вопросами полковник Йенссен.

Переводчик перевел. Генерал зевнул, подозрительно коротко ответил.

— Господин генерал говорит, что у него нет связи с Кабулом, но она ему и не нужна. Он отлично знает, что делать, потому что делал это не раз.

— Господин генерал знает, где расположен противник, какие у него силы? Что находится у него с тыла?

— Господин генерал говорит, что это ущелье не смогли взять шурави, хотя пытались несколько раз. Он закроет вход в ущелье, а если противник будет слишком силен, то отступит в ущелье и будет сражаться там, как делал это Командон Масуд.

— Спроси: какой у господина генерала опыт танкового боя? — вдруг спросил Йенссен.

— Я жег танки шурави, когда мене было всего четырнадцать! — гордо ответил через переводчика афганский генерал-лейтенант.

— Я спрашиваю не об этом. Вы учились управлять моторизованными соединениями в условиях войны?

— Генерал не понимает вопроса — сказал переводчик. Для афганцев — это был типичный способ отказаться от ответа, не теряя гордость.

— В таком случае, я бы сделал вот что — сказал полковник — к западу от вашего города лежит большое танковое кладбище старой техники. Вместо того, чтобы устанавливать танковый заслон здесь и ставить танки бортами один к другому — я бы занял позицию там, а примерно роту танков выделил в резерв. Мобильный резерв, господин генерал-лейтенант. Я бы так же приказал зажечь в старых советских танках на кладбище небольшие костры из танкового топлива и ненужной ветоши, чтобы эти танки в прицеле выглядели как работающие. Таким образом, вы сильно осложните работу, как пакистанским танкистам, так и пакистанским летчикам, господин генерал-лейтенант, вместо того, чтобы бить ваши танки — они будут бить старые корпуса от техники. А ваши люди — смогут маневрировать и, прикрываясь ими, вести огонь по противнику. Я бы так же выложил закладку их больших дымовых шашек и разместил там все мобильные противотанковые средства, какие у вас есть. Не сочтите за дерзость, господин генерал-лейтенант, но у нас в армии принято, что полковник и начальник штаба всегда подсказывает своему генералу, как ему поступать в той или иной ситуации.

Переводчик долго это переводил, генерал хмурил брови. Потом он сказал несколько слов на фарси.

— Господин генерал-полковник благодарит за советы и подумает над ними. Господин генерал-полковник спрашивает, не нужна ли вам какая-либо помощь…

Помощь — выразилась в двух бронетранспортерах и машине с афганскими солдатами, которые любезно выделил генерал для сопровождения в зоне его ответственности. Это было лучше, чем ничего и то, что генерал прислушался к данным ему советам — говорило, скорее, в его пользу. Умные учатся на своих ошибках, а дураки — вовсе не способны учиться. На то — они и дураки.