Помни о белой вороне (Записки Шерлока Холмса)

– Я бы мне бы лучше чайку, – невпопад отозвался Николай Николаевич.

– Будет и чаек. Коньяк с чаем – это же классика!

И Фома Фомич выскользнул из купе. Вскоре он вернулся и поставил на столик два пустых стакана. За ним проводница внесла чай еще в двух стаканах с подстаканниками.

Фома Фомич мгновенно открыл бутылку и набулькал по полстакана коньяку.

– Видали? – радостно спросил Фома Фомич. – Глаз – алмаз. Уровень как в аптеке.

– Я не пью, – сказал Николай Николаевич.

– Не пьете? – Фома Фомич несказанно удивился. – Это вы бросьте, не пьют только лошади на Большом театре. Ну, по первой, !

Фома Фомич одним глотком осушил свой стакан и несколько раз подул, оттопырив губы прямо в лицо Николая Николаевича. После чего заметил сдавленным голосом:

– Коньячок – высший сорт.

– Я не буду, – сказал Николай Николаевич. – Не могу я, извините.

– Брезгуете? Фома Фомич снова налил себе «как в аптеке». – Не опасайтесь, стаканы чистые, проводница при мне сполоснула. И потом – коньяк – это же дезинфекция от всех болезней.

– Да не в болезни дело. Просто я не пью, понимаете? Вообще не пью.

Фома Фомич некоторое время рассматривал Акимова, сощурившись. А насмотревшись, заговорил, внезапно перейдя на «ты».

– Эх, Колька! До чего же себя человек довести должен, чтобы нельзя было бутылку распить. Понимаю, ты – алкаш закодированный. Видал я таких. Но ты здоровый мужик, здоровенный. Раскодируйся и скажи себе: 150 грамм на раз – и все! Воля у тебя есть?

– Ничего я не алкаш! И не этот не закодированный никакой. И воля тут ни при чем. Просто я не пью. Не люблю.

– Стыдишься, Коля? Мучаешься? Николай Николаевич схватил свой стакан с коньяком и сделал большой глоток.

– Видали? Могу я выпить могу! Но не хочу. Не нравится мне это. И все!

Николай Николаевич одним глотком выпил свой остывший чай, быстро разделся и лег, натянув на голову одеяло. Коньяк с чаем подействовал, как снотворное, и Акимов скоро заснул.

Ему приснилась его последняя схватка, когда он стоял на «мосту», упершись головой в ковер, а французский борец всей тяжестью навалился на него, пытаясь дожать на чистый выигрыш. Дыхания не хватало, Николай Николаевич захрипел от напряжения и проснулся.

В полутьме он не сразу сообразил, что это Фома Фомич навалился на него и тянет с головы одеяло.

– Коля, прости, Коля – бормотал неугомонный попутчик заплетающимся языком. – Я понял, прости. Тебе нельзя пить... Ты на спецзадании, секретная служба прости, друг...

Николай Николаевич спихнул с себя Фому Фомича, и тот вдруг запел, совершенно поперек мелодии:

– Не думай о секундах свысока.

Акимов нахлобучил на голову подушку и вскоре перестал слышать Фому Фомича.

Когда Николай Николаевич проснулся, в окне вагона бежали ряды березок и ярко светило солнце.

Фома Фомич, открыв рот, спал одетый поверх одеяла, даже ботинки не снял.

Коньячная бутылка на столике была пуста. Одевшись и прихватив полотенце, Николай Николаевич проследовал в туалет, а заодно попросил проводницу прибрать в купе и принести ему чаю.

– Курить – в тамбуре? – спросил Акимов.

– Да уж покурите в купе, только аккуратно, – разрешила проводница. – Все равно через полчасика прибываем.

Когда Николай Николаевич вернулся в купе, на столике было чисто убрано, и в подстаканниках дымились два стакана горячего чая.

Покончив с чаем, Акимов достал сигареты и с удовольствием закурил. Тут и Фома Фомич проснулся и со стоном сел на кровати. – Привет, – поздоровался с ним Николай Николаевич.

– Бртрет, – отозвался на незнакомом наречии Фома Фомич и провел языком по засохшим своим губам.

– Ну, чайку, – предложил Николай Николаевич, – и закурим.

– Я не курю, – отозвался Фома Фомич.

Глаза Акимова загорелись тем самым восторгом, каким они загорались, когда он, мастер спорта, стоял на верхней ступеньке пьедестала и смотрел, как под потолок спортзала поднимается знамя его страны.

– Совсем не куришь, Фомка? – спросил Николай Николаевич, тоже перейдя на «ты».

– Совсем не курю. Не хочу.

– Брезгуешь? А за компанию?

– И за компанию не хочу.

–

Чахоточный?

– Нет, что вы, я просто.

– Обижаешь. Одна не повредит. Сигаретки – высший сорт.

– Я не буду, – сказал Фома Фомич, отползая в угол кровати.

– Будешь, Фомка, друг, будешь! – и Николай Николаевич сгреб Фому Фомича могучей рукой.

– Вы что, Николай Николаевич? – заверещал Фома Фомич.

Но Акимов уже провел классический захват так, что голова Фомы Фомича стала выглядывать у него из подмышки, а свободной рукой вставил в губы партнера свою дымящуюся сигарету.

– Тяни в себя. Фомка! Тяни! А теперь дуй, как после коньяка! Еще! Еще разок!

И купе заволокло дымом, как и полагается при настоящем сражении.

Друг человека

Дом творчества композиторов «Руза» – на самом деле не один дом, а десятка три маленьких домиков, разбросанных в огороженном лесопарке.

В каждом таком домике – печь, кровать, письменный стол и, конечно, рояль. За оградой, рядом – дом отдыха «Актер».