Помнишь, я тебя любила? Забудь!

— Ты для этого пришла? Сказать, что тебе жаль, что меня отчислили с бюджета?

— Нет, не только…

— А что еще?

— С Новым годом!

— То есть, ты пришла поздравить меня с Новым годом?

Это, должно быть, какой-то кошмарный сон, в котором я вместо страстного поцелуя с Глебом и признаний в любви получаю бесчувственного робота, смотрящего на меня, как на пустое место.

В его глазах читается немой вопрос, и я понимаю, что мне нужно сказать что-то еще.

— Не только. Я еще хотела спросить, как здоровье у твоей мамы, — лепечу и нервно заправляю волосы за ухо.

— То есть, ты пришла, чтобы посочувствовать тому, что меня отчислили с бюджета, поздравить меня с Новым годом и спросить, как дела у моей мамы. Так?

— Да. Все так. И еще хотела предложить тебе остаться друзьями.

— Остаться друзьями? — Выгибает бровь в своей излюбленной манере, которую я всегда так ненавидела. Но сейчас я этому рада. Хоть что-то знакомое в его мимике, хоть что-то от того Глеба, которого я знаю.

Я нервно прочищаю горло и переминаюсь с ноги на ногу. Господи, какая же это была дурацкая затея. Я не нужна ему. Я ведь знала это с самого начала, а теперь стою перед ним, готовая провалиться сквозь землю от позора.

— Да… В общем, ладно, не буду больше тебя задерживать, — быстро говорю ему. — Пока!

И я обхожу его, чтобы немедленно уйти, но Мерзавец резко хватает меня за руку и разворачивает к себе.

— Не так быстро, я с тобой еще не закончил. — Он тянет меня за руку в аудиторию, в которой у него только что было занятие.

Глеб затаскивает меня в помещение и закрывает дверь, оставляя нас наедине. Его глаза метают злые молнии, и я непроизвольно пячусь назад, пока не упираюсь в парту.

— Значит, остаться друзьями? — Нависает надо мной сверху.

У меня нет сил ответить ему, поэтому я просто быстро киваю головой. В горле ком, в глазах слезы. Только бы не расплакаться прямо перед ним, такого унижения я не перенесу.

Глеб ставит руки на стол по бокам от меня и еще ниже придвигается ко мне. Чуть-чуть — и он на меня просто ляжет, поэтому я выгибаюсь назад, как могу.

Какой же он сейчас злой… Челюсть сцеплена, желваки на щеках дёргаются…

— И что ты вкладываешь в понятие «дружба»?

— Эээ, ну, общаться… — Я тяжело сглатываю. Мне страшно. Мне очень страшно. Потому что я никогда еще не видела Глеба таким разъяренным.

— Так я же последний мудак, который не заслуживает общения. Притащил на встречу свою бывшую, танцевал с ней, заигрывал с одноклассницами.

— Я уже так не считаю. Я верю, что ты ее не приглашал и не танцевал с ней.

— Ах ты уже мне веришь? — Снова выгибает бровь.

Нужно что-то делать. Нужно срочно что-то делать. Варианта два: или вырваться из его захвата и убежать, или…

Или…

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, пытаясь совладать со страхом. Сейчас или никогда. В конце концов, что я теряю? Хуже уже не будет.

Распахиваю веки, секунду смотрю в его злые глаза, а потом подаюсь вперед и целую. Обвиваю его шею руками, настойчиво касаюсь губ и не даю ему опомниться, не даю ему меня оттолкнуть. Одно бесконечно долгое мгновение он стоит, не двигаясь, а потом шумно вдыхает через нос и крепко меня к себе прижимает.

Мы целуемся. Страстно, отчаянно, как два человека, которые безумно сильно любят друг друга, которые скучали и которые ждали этого поцелуя больше всего на свете.

Глеб подхватывает меня за талию и сажает на парту. Он водит руками по моей спине, запускает ладонь в волосы, я глажу его лицо.

— Я люблю тебя, мерзавец, — шепчу ему в губы, когда мы прерываем поцелуй для глотка воздуха, и проклятая слеза стекает по моей щеке.

Глеб продолжает одной рукой обнимать меня за талию, а пальцами второй тянется вытереть слезу.

— Пироженка, ты меня в могилу сведёшь.

— Почему ты мне не звонил? Я так ждала…

— Так ты же меня в чёрные списки везде добавила.

— Я тебя из них вытащила давно.

— Но я-то не знал. — Он гладит меня ладонью по лицу.

— Глеб, ты придурок! Зачем ты это сделал? Тебя же могли отчислить с концами.

— Пироженка, я адвокат или кто? На меня просто так наказание не повесишь.

— Я надеюсь, тебе не пришлось брать кредит в банке?

— Нет, конечно. — Он смеется. — У меня есть накопления.

Глеб снова меня целует, снова водит руками по моему телу.

Он скучал…

Вот только какого фига он устроил спектакль там в коридоре???

— Что это еще за сцена была, когда я пришла? — Я прерываю поцелуй и отстраняюсь от него. Теперь моя очередь гневно сверкать глазами.

— Пироженка, я признался тебе в любви и попросил прощения на глазах у тысяч людей. А ты мне даже не написала ничего. Месяц прошёл, Кать! Месяц!

— Я думала, ты не хочешь меня видеть и слышать… Прости…

Он отворачивается в сторону и качает головой.

— Глеб, я люблю тебя. Очень сильно.

Он снова на меня смотрит. На этот раз очень внимательно, будто изучает.

— А что насчёт Саши? У тебя было с ним что-то?

— Нет! Я рассталась с ним давно, сразу, как вернулась домой.

— И какие у тебя сейчас с ним взаимоотношения?

— Вежливо-приятельские. Ничего более.

— Точно?

— Да!

Он сгребает меня в охапку и зарывается лицом в мои волосы.

— И я люблю тебя, моя девочка, — тихо говорит.