Помогите! Я доктор Моррис Голдпеппер

«Ни разу с тех пор, как доктор Мортон, молодой бостонский дантист, осуществил использование серного эфира в качестве анестезирующего средства, ни один представитель нашей благородной профессии не открывал ничего, даже отдаленно схожего по важности; а, пожалуй, и прежде тоже.

Он вытащил очки из футляра и начал читать вслух.

ДВА

Несмотря на то, что нашей великой профессии недостает романтического ореола и публичного восхищения практикой медицины, и даже аптекари, не приносящие клятвы Гиппократа, могут похвастаться своей, так называемой клятвой Маймонида (хотя, поверьте, великий Маймонид не имел к ним никакого отношения, Моррис Голдпеппер (Доктор Стоматологии), никто не может обвинить нас в несоответствии высоким стандартам этики и профессионального поведения, как врачей и хирургов, докторов медицинских наук. Ни на миг не постесняюсь включить в список протезистов, не имеющих степени доктора стоматологии или доктора стоматологической медицины, чья работа так важна и необходима.

Когда сведениям о нашей цивилизации будет подведен итог, тогда, но навряд ли раньше, будет оценена реальная значимость стоматологической науки. Сейчас она ценится лишь во время зубной боли.

Я намеренно выполняю низкокачественную работу с тяжелым сердцем и с уверенностью, что все те, кому дороги стандарты хирургической стоматологии и зубного протезирования, поймут весьма необычные обстоятельства, побудившие меня делать это. И поняв — простят. Никто не ставит стандарты нашей профессии выше или священнее, чем я.

Следует признать, что меня не очень позабавил случай, когда мой кузен, Натаниэль Померанс представил меня инженерному подрядчику со словами: «Вы, двое, имеете много общего — вы оба строите мосты» и издал глупый смешок. Но я рискну утверждать, что это были одни из самых правдивых слов, когда — либо сказанных в сомнительной шутке.

Скромность — это одно, а тщеславие — другое. Все, кто что — либо знает о современной стоматологии, знают о мосте Голдпеппера и коронке Голдпеппера. Это я, доктор Моррис Голдпеппер, их изобретатель, и создатель Полувыдвижного Зажима, который носит мое имя, пишу слова, которые вы видите перед собой. Для идентификации ничего больше не требуется. А теперь мой отчет.

Первого ноября, в навеки черный день личного календаря несчастного грешника, который пишет эти строки, даже не зная точно, будут ли они когда — либо прочитаны — но что еще я могу сделать? — вскоре после 5 часов вечера в дверь моей лаборатории постучали. Я обнаружил там странного мужчину, выглядящего сморщенным и хилым. Он спросил, не являюсь ли я доктором Моррисом Голдпеппером, «знаменитым создателем Полувыдвижного Зажима», и я согласился со столь лестным обвинением.

У этого человека был иностранный акцент, или, подумал я, возможно, у него дефект речи. Может ли он увидеть меня, было его следующим вопросом. Я колебался.

Это случалось со мной и раньше, и с большинством других практикующих тоже — приходит незнакомец, и, прежде чем вы узнаете его, он очерняет некоего совершенно респектабельного Доктора Стоматологии или Доктора Медицины. Дантист вырвал здоровый зуб — дантист взял огромную сумму за новые протезы — они ему не подходят, он сильно страдает — он беден, стоматолог ничего не сделал — и так далее, до тошнотворной бесконечности. Словом: чудак, сумасброд, помешанный.

Но пока я колебался, мужчина зевнул, неучтиво прикрыв рот рукой, и я с удивлением заметил, что внутренняя часть его рта была странного синего оттенка!

Ошеломленный этим уникальным отклонением от нормы, я позволил ему войти. Затем я стал раздумывать, что бы сказать, так как он сам ничего не говорил, а с интересом оглядывал лабораторию. «Изложите ваше дело» было бы слишком резко, а «Почему у вас синий рот?» было бы слишком неловко. Тупик.

Задержавшись у крупномасштабной модели колпачка Голдпеппера (все еще незаконченной — доделаю ли ее когда — нибудь? Увы, кто знает?) этот странный человек сказал: «Я знаю все о тебе, дантист Голдпеппер. Великий ученый, ты. Человек могучего воображения, ты. Тот, кто восстает против узких горизонтов и жаждет воспарить в обширные и отдаленные миры».

Все, что я смог сказать, это: «И что же я могу сделать для вас?»

Все это было правдой; каждое его слово было правдой. В моем тщеславии скрывался мой крах. Я был обманут, как ворона с сыром в древней басне Эзопа.

Этот человек продолжал прямо и открыто рассказывать мне, что он был обитателем другой планеты. У него было два сердца, разве не поразительно? И, следовательно, две системы кровообращения. Два пульса — по одному в каждой руке, один медленный, другой быстрый.

Это напомнило мне ситуацию в Филадельфии несколько лет назад, когда было две телефонных системы — если у вас был только телефон Белла, вы не могли позвонить тому, у кого был только телефон Кейстоуна.

Внутренняя часть его рта была синей, как и внутренняя часть его век. Он сказал, что в его мире есть три луны.