Читаем Помощник. Книга о Паланке полностью

Некоторое время он постоял возле чумного столпа и снова с любопытством осмотрелся. Моросил мелкий дождь, люди шли в плащах и под зонтами, спеша по своим утренним делам, чаще всего на рынок и в магазины. Тучи над городом поднимались выше, разрывались и пропускали все больше света, крыши домов уже заметно начинали поблескивать, но в тупиках около стен все еще стояли синеватые сумерки. В магазинах горел свет и манил прохожих осмотреть свой пестрый, уютный и прогретый теплом печей мир.

После долгого отсутствия он опять любовался прелестно расположенными домами, костелами и башнями исторической площади, построенной словно с мыслью о вечной жизни, драгоценном времени и золотом пороге. В эти городские дома он никогда не входил, знал разве кварталы на Мичинской улице, Тросках или Углиске, эти склады человеческого жилья, в которые город упрятывал на ночь своих рабов в соответствии с нравом двадцатого века, который лучшие ангары предоставлял технике — дорогостоящим вещам.

Речан наконец размялся и пошел в продовольственный магазин Мейнла, что был поблизости. В хорошо и практично обставленном магазинчике, где его обслужил рыжий, запоминающейся внешности парень, он купил водку, шоколад и сладости; у Кемов — два платка для матери и большой отрез на платье и блузку, потом направился к дому Беницкого, где в подвале был магазин игрушек Леви. Там он выбрал для племянников деревянных лошадок с тележками, племянницам тряпичные куклы и, нагруженный полной корзиной и пакетами, заглянул на рынок. Ему было интересно, как там корзинщик и его сын. Они завтракали. Отец опирался об одолженную двуколку, мальчик стоял перед ним, жадно откусывая хлеб и размахивая руками.

Мясник свернул в узкую улочку, миновал старую городскую ратушу и вышел на Серебряную площадь. Позади остались простота рынка, доверительная близость стен, окон и ворот, все то тесное пространство с запахом глубоких и непроветриваемых дворов и агрессивными ароматами бедных кухонь. За Харманецким ручьем он прибавил шаг. Из корчмы, что за мужской гимназией, выходил возчик и немного нетвердым шагом направлялся к своей упряжке. Речану повезло, он встретил знакомого — младшего Капусту из Тайова. Они хорошо знали друг друга, вместе были призваны в армию, им было о чем потолковать. Дорога, которая за Подлавицами отлого поднималась среди лесов вплоть до их родного села, убегала незаметно. Телега тащилась в гору то через лес, то по открытой дороге, а они двое, Капуста и Речан, все говорили и говорили и никак не могли нарадоваться нежданной встрече.

Погода прояснилась, потеплело, а лошади все тянули их через леса вверх, в горы.


А в Паланке наступил обычный осенний день. Речанова проснулась раньше, но встала с постели только после десяти, когда ее раздразнили запахи из кухни. До тех пор она ворочалась в кровати — у нее болели все кости. Ночью она досыта напрыгалась, как следует выпила, к тому же ее кавалер после ухода остальных гостей вернулся к ней в спальню, так как она об этом соответствующим образом намекнула ему.

Вдоволь наворочавшись под периной, она встала, надела халат, отворила окна и пошла посмотреть на дочь. У порога ее спальни сунула руку под коврик, куда ночью спрятала ключ, тихо открыла дверь и некоторое время всматривалась в полумрак. Эва спала без движения, с волосами, прилипшими к вспотевшему лицу. Видно, ее мучили кошмары, перина у нее соскользнула на пол, и, глядя на ее тело, мать увидела вдруг, что дочь превратилась в молодую женщину. В спальне был тяжелый воздух, который выдавал увлечение Эвы резкими духами, а также то, что она ночью пила. Когда Эва выпила лишнего, чем тут же воспользовался старший лейтенант Ходак, рослый красавец из артиллеристов, мать вывела ее из гостиной, толкнула в спальню и заперла на ключ.

Мать прикрыла дверь и по коридорчику прошла на кухню. Служанка вертелась вокруг плиты и, увидев ее, вскрикнула. Речанова сердито посмотрела на нее, как, мол, она встречает хозяйку, но служанка показала на разбитую дверь, брусок, нож и кучку одежды Речана на диване.

Речанова остолбенела. Ее прошиб озноб, она догадалась, что Речан наблюдал их веселье, и, когда она представила себе это, ей расхотелось завтракать. Она вышла из кухни, на лестнице еще больше побледнела, но взяла себя в руки и отправилась в сад, где тщательно осмотрела каждое дерево и куст. С бьющимся сердцем заглянула в прачечную, потом, держась за горло и готовая закричать, осмотрела подвал и все пространство вокруг дома. Вернулась в комнату, открыла все шкафы, посмотрела даже под кроватью. Наконец, вооруженная карманным фонарем, решилась подняться на чердак. Перед железной дверью на чердак она почти бессознательно вооружилась железным ломиком на случай, если муж жив, но сошел с ума. На чердаке было не так темно, как она ожидала, окошко в крыше пропускало достаточно света, чтобы в темноте она не споткнулась о тело мужа. Она все же посветила фонариком во все углы. Вниз она спускалась, уже успокоенная. Когда открыла гардероб в передней и осмотрела его, тихо и с глубоким облегчением рассмеялась.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сто славянских романов

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука