Помощник. Книга о Паланке

Они просидели вместе до утра. Волент пил (Речан тихо и безучастно сидел рядом, и не пил) и все более откровенно говорил о своих планах, мечтах и надеждах. Он все еще верил, что пробьется наверх и будет с женой мастера жить в незаконном браке. И на людях они будут вести себя как супруги, так что сплетни со временем утихнут. И когда он переселится в особняк на Парковой улице, его спесь пройдет: разрастется до таких масштабов, что сама себя уничтожит. Он вслух мечтал о том, как он изменится. Все паланчане заметят это, и вахмистр Блащак, с которым он поздоровается первым, сняв в знак приветствия шляпу, и так вежливо и сердечно будет относиться ко всякому, что вскоре никто не отличит его от прочих уважаемых торговцев. Он будет сплошная услужливость, радушие и солидарность. Он станет тем, кем мечтал быть всю жизнь: мастером, хозяином большой мясной… приобретет жену, которую любит; он будет стараться изо всех сил: утром спешить в лавку, вечером, если не пойдет по делам торговли, — домой, к жене… начнет ходить с ней даже в церковь. Пристойность, нравственность, аккуратность, солидность… все это он будет исповедовать рабски, как все паланчане, ибо на новом месте они и ему принесут радость.

Потом плакал пьяными слезами. Он забыл, дурак, какие женщины, забыл, осел, о добром сердце Речана. Непонимающе разводил руками, как это он мог так потерять голову и думать, как он выразился, другим местом. Почему в момент, когда он заметил, как его манит жена мастера, он лучше не отрубил себе… Он должен был уйти, он, а не мастер, но он поддался Эве, считая, что уже достаточно стар, чтобы ему еще раз в жизни представилась возможность получить такую красивую жену вместе с хорошей лавкой. Он потерял, черт возьми, совсем потерял голову и разум. Но как бы то ни было, во всем виноват сам мастер Речан, он, Волент, должен был в конце концов присоединиться к его жене и действовать с ней заодно, иначе она выгнала бы и его, она даже с братом не посчитается, если что-то задумает, всех, кто встанет поперек дороги, отпихнет ногой. В последнее время она уже и дочь ревнует, она бы и ее выжила из дому, все время уговаривает ту выйти замуж… Разве мастер мог бы защитить его от нее? Разве заступился бы за него, если не умел заступиться за самого себя? Ведь он, мастер, во всем ей угождал. Разве это не правда? Волент с болью признавал, что никогда ему не везло так, как за спиной Речана. И в жизни, и в торговле. Он жил за ним, как за ангелом-хранителем. А она? Эва? Мать ее, она всякого хочет только использовать. Ей хочется только командовать.

Тут Волент начал повторяться. Он тосковал по Речану: тот относился к нему как отец, а он? Лишился разума, начал высоко метить, забыл, кто он и что он, перестал думать как следует о торговле и ремесле, начал делать свою политику, так как Речаниха, коза несчастная, присушила его. Она вскружила ему голову, действительно надежда овладела им, он сошел с ума. Куда делись те времена их первых совместных дней в Паланке? Без Речана, сознался Волент, он стал и торговцем похуже. Отчего все это? Лучшие торговые сделки они делали вместе, так как в торговле хорошо дополняли друг друга, думали один за другого. Он забыл это, так как потерял голову из-за бабы.

Зачем приехал сюда? За Речаном. Настойчиво просил его, чтобы тот вернулся обратно, сразу, завтра, они вместе поедут, вместе приведут все в порядок, мясная опять будет процветать, и Речанову они проучат так, что она никогда не забудет. Речан должен немедленно ехать с ним, потому что, как он уехал, Волент уже не тот старый отличный Волент Ланчарич, каким был прежде, а превратился в засранца, твердил он грустно, потом упал головой на стол и заснул.

Речан утром отправился на работу, а Волент немного поел и ушел. Он оставил на столе большой кусок мяса, груду своих прославленных колбас и оплетенную бутыль черешневой водки. Больше он не появлялся, и вестей из Паланка больше не поступало никаких.

Речан работал в Гронце до самой революции сорок восьмого года, к которой он, естественно, и присоединился. Летом, когда он уже не жил вместе с Ергалом, потому что тот снова женился, начал испытывать все большую слабость и по ночам обливался потом. Врач нашел у него затемнение в легких, и его направили в Хаги. Он провел там несколько долгих недель, в течение которых его посетила только сестра. Она привезла ему одеяло. Когда его выписали из санатория, он завербовался в бригаду на стройку плотины и стал каменщиком. Он таскал свой чемоданчик с одной стройки на другую и постепенно привыкал к новой жизни. Работа на больших стройках его увлекала и приносила удовлетворение — таким путем он словно рассчитывался со своим прошлым. Никому не доверялся, жил одиноко, не говорил, что счастлив, но и не жаловался. Прошлого старался не касаться и привыкал о нем не думать. Правда, несколько раз им овладевало отчаяние, когда он вспоминал дочь. И все еще не сомневался, что когда-нибудь да вернется в Паланк, и, по всей вероятности, из-за этого даже не пытался узнать о судьбе своей семьи.